Хозяин огорчённо опустил голову.
— Вот несчастье! Сколько же крови он у меня выпил! Осталось только убить его. но рука моя не поднимается. И не потому, что родная кровь, ответственности боюсь: он римский гражданин.
— У меня поднимется. Он думает напугать какого-то лекаришку. Но пока не нашлось ещё ни одного кавалериста, которому удалось бы выбить меня из седла.
День за днём проходили своим чередом. Лечение давало свои результаты, опухоль опадала. Гай Сакро-вир с трудом, но уже перемещался по дому. Адвокаты, составлявшие документы, приезжали в имение чуть ли не каждый день. Для них было интересно, выложит ли лекарь наличные деньги за покупаемых рабов, какие цены будут установлены, кто будет платить налог.
К концу недели окрестности имения Гая Сакрови-ра стали наполняться слухами. Слава богам, выздоравливает владелец имения, но назревает серьёзный конфликт с младшим братом.
Многие приезжали удостовериться и действительно находили хозяина в хорошем состоянии, поздравляли лекаря, приглашали его к себе подлечить домочадцев.
Настало время сообщить Герде о принимаемых решениях. Желая быть узнанным, Аман Эфер надел кожаную кирасу, в которой его много раз видела Герда. Он встал около кресла Гая Сакровира в надежде быть увиденным с первого взгляда. Открылась дверь, и вошла Герда.
— Вот и Аман приехал, — сказала она, увидев центуриона. — Появился ты, конечно, за мной. Очень вовремя. Хозяин наш человек мягкий, как ты видишь, нерешительный, а тут ещё болезнь подкосила не только его тело, но и душу. Мы все готовимся к будущей страшной жизни, и ты знаешь почему. Я ждала освобождения много лет, была уверена, что Понтий не забыл, но знала, что приедешь за мной ты, Аман. 30 лет ожидания: на это ушла вся жизнь, но я благодарна вам за то, что вы искали меня и нашли. Что же, Аман, будет со мной дальше?
— Подготовлены купчие на тебя и детей. На твоё имя в указанном тобой месте будет куплена приличная ферма, на которой вся семья сможет безбедно существовать. Предваряя твой вопрос, сообщаю, что Понтий жив, помнил всегда. Это его стараниями ты обнаружена в этой забытой богами дыре.
Центурион повернулся к Гаю Сакровиру:
— Сегодня ночью будет попытка выкрасть Герду и её детей. Поэтому уже сейчас её семья должна находиться в доме, а об охране позаботятся мои люди.
Время шло к полудню, когда съехались все заинтересованные в сделке лица. Собрались в гостиной. Адвокаты ждали решения по расчётам. Как бы неожиданно во двор въехало несколько всадников, и вскоре в комнату вошёл Анний Сакровир, нежелательный, но правомочный свидетель сделки.
Высокий рост, крупное тело позволяли ему быть хорошим бойцом, но расплывшиеся черты лица, подернутые мутью глаза и расхлябанность движений выдавали в нём бойца бывшего и уже никогда не способного стать настоящим. Молча, с вызывающим видом прошёл Анний в комнату и занял место рядом со столом, упёршись руками в колени, показывая всем видом право не только находиться, но и решать. Однако боковым взглядом он увидел, что рядом с креслом брата прислонён пилум, а с правой руки положен боевой меч. Видимо, лечение проходило столь успешно, что хозяин мог уже воспользоваться и оружием в случае необходимости, а присутствие представителей власти ослабляло позицию Линия. Ослабляло ещё и потому, что представители видели выздоравливающего хозяина, в руках которого деньги должны были оставаться ещё долгое время.
Аман Эфер, ощущая скрытое давление Линия Сак-ровира в период своего пребывания в имении, стал раздражительным и намеревался поквитаться с известным скандалистом. Он принял решение выставить на обозрение при торговой сделке золото и серебро, возбудив в Линии Сакровире естественное для того желание захватить добычу разбойничьим налётом.
Назвав цены рабов, согласованные сторонами, Аман Эфер выразил желание уплатить наличными и стоимость рабов и налог со сделки. По его знаку двое слуг внесли и поставили на стол два денежных мешка.
Развязав мешки, Аман Эфер, сочетая золото и серебро, отобрал нужную сумму, после чего объём мешков почти не изменился.
Резко сжались пальцы рук Линия, тело напряглось. Ну, с этим человеком всё ясно, — подумал Аман Эфер.
Разъехались гости, и наступила относительная тишина в доме.
— Сегодня нападения не будет, — проговорил Аман Эфер, обращаясь к хозяину, — ночь проспим спокойно.
Гай Сакровир поднял глаза, в них читалась тревога.
— Да, Анний решил напасть на тебя со своими прихлебателями в пути, чтобы сразу захватить золото, серебро и Герду в придачу. Может, убить её и детей: ему не нужны свидетели. Человек ты бывалый, центурион, постоять за себя сумеешь, но все равно тревожно.
Оставив хозяина в тяжёлой задумчивости, Аман Эфер ушёл готовить свой маленький караван в дорогу. Он знал о предстоящей засаде и организовывал действия своих людей таким образом, чтобы никто из нападающих не смог ускользнуть живым: ему не нужны были свидетели, судебные тяжбы, задержки и денежные вымогательства судейских.
Он изучил дорогу, по которой намеревался проехать к тихой бухте, куда перевёл свою триеру; навербовал из команды десять матросов, отличавшихся физической мощью, умением владеть оружием, храбростью и желанием любым способом получить звонкую монету.
Знал центурион и место будущей засады — узкий проход среди крутых холмов. Однако при определённых условиях этот же проход становился ловушкой для нападающих.
На третий и последний день пути небольшой караван, состоящий из трёх повозок, где размещались скарб путешественников, купленные рабы и сверх того хорошо укрытые лучники, приближался к опасному узкому проходу.
Аман Эфер и двое его сирийцев верхами сопровождали повозки. Дорога была пустынна и безмятежна, правда, в стадии сзади следовала какая-то колымага с бродячими актерами, которые с утра имели непроспавшийся вид, но от этого дорога не становилась оживлённее.
Повозки въехали в узкий проход, впереди показалось шесть всадников, спокойно ожидавших приближения каравана. Обернувшись, Аман Эфер увидел, как четвёрка верхами отрезала выход с другой стороны.
По команде Амана Эфера повозки и всадники понеслись на большой скорости к впереди стоящей группе. Не доезжая до нападающих 50 локтей, повозки раздвинулись по всей ширине дороги, увеличивая поле обстрела для лучников. В повозках встали три лучника, и шесть стрел свалили коней под всадниками. Повозки остановились, и люди повернулись лицом к догоняющей их группе всадников. В этот момент из-за поворота вылетела колымага, в которой сидела в полном вооружении внушительная ватага, оравшая и выражавшая такую ярость, что, очутившись между двух огней, нападавшие заметались, заворачивая коней. Лучники, не переставая, обстреливали их. Падали кони, люди, а подлетевшие на колымаге матросы перерезали ножами и мечами всех четверых. Передняя группа, лишившись коней, а вместе с ними и возможности покинуть поле боя, встала в ряд, сдвинув щиты, и пыталась вести переговоры о мирном расставании.
Не было желания у центуриона вступать в ближний бой с воинами, создавшими боевой строй. Он повернулся и сказал несколько слов своему сирийцу. Через несколько секунд одна из повозок уже неслась на строй и разметала их во все стороны, не дав времени обдумать встречного манёвра. Аман Эфер с сирийцем вязали кричащего и отбивающегося Линия Сакровира.
— Римского гражданина мы убивать не будем. Зачем нам хоронить его в общей могиле и оставлять след, требующий судебного расследования. Берём его с собой.
Галера взяла курс на восток.
— Теперь нам надо посетить Сидон, — обратился Аман Эфер к Герде, — долги надо возвращать.
Вскоре триера встретилась с небольшим купеческим судном, а поскольку капитаны оказались знакомыми, то суда сблизились для оповестительного разговора. Аман Эфер воспользовался случаем и просил нового знакомого капитана доставить за 100 сестерциев некоего римского гражданина на землю латинян. Анний Сакровир перешёл на парусное судно, в душе ещё радуясь, что для него так благополучно закончилась последняя схватка.