Перилла повернула голову и увидела спокойные, понимающие глаза. Всё было сурово в лице путника, но это было лицо достойного человека.
— Хороший у тебя парень. И сила в нём есть, и равновесие держит уверенно, и глазомер отличный, да и резкость в движениях сохранилась.
Незнакомец стал как бы пояснять Перилле положение дел:
— Дети мельников много переносят тяжестей и, тренируя одну только силу и выносливость, постепенно теряют такое ценное свойство, как реакция. В жизни это создаёт серьёзные затруднения. Твоему парню сейчас лет шестнадцать?
— Нет! Ему исполнилось только четырнадцать.
— Обычно я не ошибаюсь, но тогда твой парень особенно хорош.
— Да чем он хорош?
— Для солдата он хорош. В своё время я их много обучил. Уверен, что он закончит свою военную карьеру центурионом.
Перилла никогда в мыслях не примеряла к своему сыну судьбу легионера. Рассматривая варианты дальнейшей жизни сына, она всегда видела его рядом, и вдруг…
Да кто он такой, откуда взялся? Человек, сразу видно, не жулик какой-нибудь. Все вопросы, помимо желания женщины, ясно читались у неё на лице. Незнакомец улыбнулся.
— Я иду от вашего знакомого мельника, что выше вас по течению стадий на пятьдесят; у него работал. Надо отметить, изрядный негодяй, пришлось расстаться. Иду в Рим, надеюсь найти там работу. К тому же возраст обязывает подумать о старости. Давно ли взял меч в руки и встал в строй легиона, а с той поры прошло более двадцати лет.
— Мужчина ты здоровый, не увечный, что же ты не в легионе? Возраст ещё позволяет.
— А я дезертировал лет десять тому назад. По глупости, конечно. В легион не вернулся, вот неприкаянным и живу. А ты уж подумала, что жулика встретила.
— Нет, почему-то мысли такой не было, — ответила Перилла и неожиданно для самой себя и продолжила:
— Оставайся у нас переночевать, работы идут к концу. Мужчины скоро сядут за стол, вот и ты ко времени, а завтра твой бог тебе поможет.
— За приглашение спасибо, но тогда я приму участие в работе. Где мне положить вещи и оружие?
И новый человек незаметно для всех принимает участие в разборе плотины: носит, укладывает, организует. Мельник с настила плотины обнаруживает, что на берегу возникает порядок, исчезает толкотня, бережно переносятся деревянные части плотины, связываются, крепятся, у каждого появляется своя работа. Интересно было бы узнать, кто такой, но здесь все добровольцы, и спрашивать о любом не принято. Однако неизвестный пока человек знает работу не хуже его самого, что мельник про себя и отмечает.
По окончании всех дел работники сели за стол. Незнакомец как бы случайно оказался рядом с Понтием. Ел и пил с удовольствием, держался как свой человек и, действительно, оказался знакомым почти со всеми. Относились к нему с уважением, как к большому мастеру, знающему своё дело. Перилла, не подавая вида, следила за разговором сына с незнакомцем. Разговор незнакомец вёл умно и доброжелательно.
По тону разговора Перилла уловила их взаимную симпатию.
Долго не могла заснуть в ту ночь мать Понтия. Она думала о будущем любимого сына. Поступить в легионеры в те времена считалось не таким уж плохим решением. Не всякого и брали.
Конечно, труд тяжёлый. Всё время в строю, в палатке, походы с выкладкой, воинский регламент, сражения, а то и ранения (боги защитят моего мальчика от смерти!). С другой стороны, жалованье положено 10 ассов в день, а станет принципалом, то все 15 ассов получать будет. Быт и жизнь организованы, да ещё воинская добыча перепадать будет. Ну разве настоящую жизнь ведут мои мужчины? Чем она отличается от жизни раба? И если решаться, то пока этот бывший принципал здесь. Предложить ему работу на мельнице с условием, что он подготовит мальчика к легиону. Надо с утра поговорить с мужем.
За завтраком хозяин предложил Карелу Марцелле, так звали незнакомца, остаться на мельнице и подготовить сына к поступлению в легион, если, конечно, Понтий согласен. Сердце мальчика радостно забилось. Кто в его годы не мечтал стать легионером, научиться владеть оружием, участвовать в сражениях? Понтий ликовал. Жизнь освобождала его от жерновов навсегда. Что может быть прекраснее? Конечно же, он согласен.
Условия для Карела Марцеллы предлагались очень неплохие, да и люди пришлись ему по душе. Даже просьба рассказать о своем дезертирстве из армии не вызвала в нём чувство протеста. Карелу объяснили, что ему доверяют своего сына и надо знать причины, толкнувшие его на такой поступок.
— Вы правы, лучше рассказать об этом сейчас, — сказал Карел Марцелла, — тем более, что события, связанные с дезертирством, считаю самыми доблестными в своей жизни.
Я служил в VI легионе «Виктрис» в Ближней Иберии. Считалось, что война с астурами и кантабрами была победоносно завершена ещё пять лет назад при легате Агриппе. На самом же деле это было далеко не так. Из глубин Пиренеев на дороги провинции Сантендер, а то и Астурии совершали стремительные набеги воинственные кантабры. Наш легион, разделённый на несколько манипул, находился всё время в движении и столкновениях с подвижными отрядами иберийских варваров. Справедливости ради надо отметить, что кантабры сражались храбро, были умелыми воинами, и нам приходилось трудно. К тому времени я был принципалом и считался одним из лучших солдат в легионе. Немногие могли сравниться со мной в мастерстве владения оружием. Мои парни были хорошо обучены, понимали меня и, как выяснилось позднее, были преданы мне.
В одной из схваток и произошла завязка роковых для меня событий. После боя трибун приказал собрать трофеи на поле боя и добить тяжелораненых кантабров. Дело для солдат привычное, но когда я подошёл к одному из раненых, то услышал слова на искажённой латыни, изменившие ход моих мыслей:
— Если ты не убьёшь меня, то получишь сокровища племени.
Мыслил я всегда правильно, а потому сразу перешёл к делу.
— Что я должен сделать?
— Отнеси меня в ближайшую расщелину. Оставь воды, еды, холстины, и, если останусь жив, я сам тебя разыщу.
— А как мне тебе поверить?
— Клянусь именем моего бога Вагодоннегуса.
Когда я услышал клятву именем бога племени, то мои сомнения рассеялись: кантабры скорее умрут, чем её нарушат. Я позвал своих парней, и мы незаметно перенесли раненого в расщелину, обнесли его камен-. ной стеной, чтобы волки ночью не разорвали, принесли воды и еды. Я нарвал кое-каких трав для лечения, и мы покинули раненого кантабра — трубы уже призывали нас к месту сбора.
А позднее, когда мы стояли на зимних квартирах около Тарракона, я увидел его вновь. Он стоял за валом лагеря напротив главных ворот и ждал, когда я к нему выйду. Так состоялась наша вторая встреча.
— Я проведу твой маленький отряд в далёкий высокогорный монастырь, где хранятся сокровища племени, но поклянись своими богами, что не тронешь ни одного служителя бога Вагодоннегуса.
Я рассказал товарищам о сокровищах, и все пожелали идти со мной, все хотели, завладев своей долей добычи, начать новую жизнь и ради этого готовы были рискнуть своею головой. Да, нас можно было понять. Каждый день мы рисковали за 10 ассов, и никто из нас не собирался упускать свой шанс, который подарила ему богиня Фортуна.
Конечно, это было дезертирство, но кто тогда придавал значение такому факту? В ту же ночь, захватив нужные вещи, еду и оружие, мы двинулись к заветной цели. Была уже глубокая осень. Шли скрытно, тайными тропами, ночевали в холодных пещерах. С каждым днём мы уходили всё дальше и поднимались всё выше в горы. И вот настал день, когда мы увидели святилище бога Вагодоннегуса. Затерянное высоко в горах, обнесённое невысокой каменной стеной сооружение не представляло сколько-нибудь серьёзного препятствия. Проводник в святилище не пошёл, но подробно объяснил, где находятся сокровища, и ещё раз взял с нас обещание не трогать служителей. Я был в нерешительности. Оставить живыми служителей значило самим организовать погоню и, скорее всего, лишить себя надежды вернуться живыми. Понимали это и другие, но нас сдерживала клятва. Я принял решение. Сначала завладеть сокровищами, а затем уже думать.