В этот раз его внимание привлекла сломанная ветка. На опушке леса деревья были малорослы и ветвисты, они напоминали земные кусты. Неосторожный человек, проходя сквозь эти заросли, обычно ломал несколько небольших веток. Рипкин подошел поближе. Так и есть: кто-то вошел в лес, причем вошел настолько неаккуратно, что оставил за собой широкий пролом в ветвях. Возможно, людей было несколько, подумал Рипкин. Ситуация требовала немедленного вмешательства.
Судя по большому количеству сломанных ветвей, люди, которые прошли здесь, плохо понимали природу белого леса, они были почти неподготовлены к охоте на яяя. Что не помешает им подстрелить этого прекрасного, но очень неосторожного зверька.
Еще одной особенностью яяя, которая всякий раз удивляла и даже возмущала Рипкина, была их удивительная беззащитность. Яяя без труда могли бы прочитать мысли людей, вошедших в лес, и спрятаться от браконьеров. Однако, они этого не делали. Они словно специально подставлялись под пули. В этом сезоне один браконьер, убивший яяя, уже ушел от Рипкина. Это было ЧП. Если такое повторится снова, то браконьеров станет больше, и оставшимся яяя будет гораздо труднее выжить. Каждый удачный набег на заповедник приводил к тому, что появлялись новые и новые желающие обмануть охрану и подстрелить милого зверька. Поэтому Рипкин просто обязан был остановить человека, который вошел в заповедник сегодня.
Он оставил вездеход на опушке и вошел в лес. Сегодняшние неприятности только начинались.
Лес был прекрасен и тих. Рипкин умел слушать лес. В отличие от большинства современных людей он умел чувствовать чистую красоту простых вещей. Он не любил громкой музыки, терпеть не мог быстрой езды, и редко смеялся. Немногочисленные знакомые Рипкина считали его скучным человеком, но понимали, что лишь человек с таким характером мог охранять яяя, проводя долгие месяцы в одиночестве, и не сойти при этом с ума за годы затворничества. Напарники Рипкина постоянно менялись, не выдерживая тишины и особенной напряженности психического поля, которую излучал белый лес. Здешняя тишина всякий раз была немного иной. Полупрозрачные стволы переливались внутренним светом. Неподготовленному человеку обычно трудно передвигаться в лесу, потому что здесь нет теней, а свет направлен отовсюду. Ты словно находишься внутри одной огромной матовой лампы. Белые, равномерно освещенные ветви практически невидимы на фоне других точно таких же ветвей. Несколько яяя медленно проплыли над его головой, и Рипкин мысленно помахал им рукой. Оба зверька растопырили передние лапы, отвечая. Они улыбнулись почти по человечески, имитирую дружелюбную гримасу на лице Рипкина. Он прислушался к тишине. Скорее всего, человека не было поблизости, иначе он бы выдал себя каким-либо звуком. Опавшие иглы всегда скрипят, когда на них наступают ногой, и продолжают скрипеть, распрямляясь, когда человек делает следующий шаг.
Один из зверьков все еще кружил над его головой.
– Куда пошел этот человек? – мысленно спросил Рипкин, но яяя не ответил, а лишь отплыл в сторону, словно обидевшись на этот вопрос. Яяя очень редко помогали охранникам, хотя только благодаря им все еще оставались живы. Это всегда раздражало Рипкина, так, словно, яяя были непослушными разумными существами, специально делавшими все на зло ему.
В этот момент он услышал отчетливый выстрел, а затем отдаленный визг раненого яяя. Плач зверька был чем-то средним между плачем ребенка и писком маленького щенка.
– Идиоты, почему же вы не прячетесь от них?!! – со злостью подумал Рипкин, и ближайшего яяя как ветром сдуло. Эти существа не любили агрессии ни в какой форме.
Он бросился на звук выстрела. Сейчас главным было не опоздать. Если браконьер успеет вскрыть череп зверька и полакомиться его мозгом, то поймать этого подонка будет уже невозможно. Охотник сможет прочесть мысли Рипкина и успешно уйти от преследования. А если он решит пристрелить охранника, ему также несложно будет это сделать. Просто подойти и выстрелить в спину, когда Рипкин будет думать о другом и смотреть в другую сторону. Телепатические способности дают громадное преимущество в мире людей, они делают тебя зрячим среди слепых, гением среди недоумков.
Визг яяя становился громче. Когда Рипкин увидел животное, он понял, что опоздал. Визжал детеныш, еще совсем маленький, потерявший мать. Тело его матери лежало рядом, измазанное зеленой кровью. Яяя имели две разные системы кровообращения, в которых циркулировала кровь разного цвета: та кровь, которая питала мозг, была голубовато-зеленой, потому что в ней было много меди. Черепная коробка яяя была вскрыта, а зеленоватый, будто заплесневелый комок мозга, частично съеден. Видимо, браконьер учуял приближение охранника и сбежал, не доев мозг до конца. Возможно, сейчас он прячется неподалеку, держа Рипкина под прицелом. Телепатические способности делали его практически неуязвимым. Рипкин уже проиграл эту схватку. Сейчас лучшим, что он мог бы сделать, было просто сесть и подождать, пока браконьер уйдет. Преследовать негодяя означало бы нарваться на пулю.
Рипкин опустил игловой пистолет, и сел на снежно-белые иглы, заскрипевшие под его весом. Детеныш яяя все еще продолжал визжать и всхлипывать.
– Почему вы позволяете им убивать себя? – спросил Рипкин.
Детеныш замолчал и взглянул на него удивленными глазами цвета морской глубины.
– Еще несколько лет, и вас не останется вообще! Мы ведь не можем помочь вам, если вы сами себе не поможете! Поймите же это, наконец!
Детеныш взлетел в воздух и отодвинулся подальше от Рипкина. Он выглядел испуганным. Тихо потрескивали верхушки деревьев, уже накаленные дневным солнцем.
– Проклятые глупые твари! – закричал Рипкин. – Вы боитесь меня, вместо того, чтобы бояться их! Они вас убивают! Они, они, а не я! Иногда я вас ненавижу!
Детеныш исчез. Все это было бесполезно. Яяя были обречены. Никакие усилия людей не могли спасти их. Наши дети и внуки даже не поверят нам, когда мы скажем, что яяя действительно существовали, подумал он.
Он поднял трупик, испачканный зеленой кровью. Второе сердце яяя все еще билось, гнало по артериям кровь, такую же красную, как у человека. Это сердце остановится лишь на следующий день. Интересно, чувствует ли этот яяя боль? подумал Рипкин и вогнал иглу туда, где стучало сердце. Выступила капля красной крови, той, что двигалась в нижнем круге кровообращения яяя. Теперь зверек был мертв, но во всем этом все равно не было смысла. Разве что…
Рипкин погрузил пальцы в то, что осталось от мозга яяя. Мозг еще был теплым. Он сохраняет свои свойства лишь на протяжении двух-трех минут после смерти.