— Нет, не хочу ее тревожить лишний раз.
— Ну и правильно. Пока ей лучше не знать. Ты меня извини за плохие новости, но ты сам ведь просил держать тебя в курсе всех событий.
— Да, да, — уже невпопад ответил Стас, полностью погрузившись в свои мысли.
Закончив разговор, он еще долго сидел в своем кабинете. Позвонили с работы уточнить нюансы контракта, и Стас сорвался — впервые в жизни сорвался на ни в чем не повинного человека. Ругался, хоть и понимал, что по делу, но все же в любой ситуации он старался сохранять спокойствие. На своей памяти он срывался лишь несколько раз: когда узнал от Светы Тихоновой об Эле и Ане и приехал в Москву, чтобы убедиться в этом, а второй раз — когда узнал, что Аня жива, и получил подтверждение от этого доктора. Но все эти причины были личными — настолько глубоко личными, что буквально разъедали горечью все внутри, обжигая, не давая продохнуть.
И что же теперь делать? Сколько еще времени потребуется, чтобы разыскать малышку? И как не сойти с ума от неопределенности и тревоги.
От всего этого роя чувств и мыслей стало совсем уж тяжко. Казалось, будто небо над головой затянули беспросветные тучи. Но в его жизни есть свое солнышко — его Эля. И Стас знал, что как бы тяжело ему ни было, она одна есть смысл его жизни и ради нее стоит справляться со всеми трудностями. Он встал и тихо направился в гостиную, где Эля смотрела телевизор. Остановился в дверях и невольно залюбовался ею: вот она сидит, укутавшись в свою кофту, подогнув под себя ноги, и смотрит любимый фильм, а рядом лежит фотоаппарат — видимо, вспоминала прошедший отдых. Немного уставшая, чуть растрепанная, но такая домашняя, любимая и родная. Стас осторожно подошел к дивану и опустился на пол перед Элей.
— Что делаешь? — спросил он.
— Да ничего. Фильм смотрю, фотографии разглядываю. Ты уже закончил?
— Да. — Стас взял ее ладони в свои руки и посмотрел на ее лицо.
— Снова проблемы на работе? Ты так ругался…
Стасу невольно стало стыдно.
— Прости милая, немного сорвался. — Он еще некоторое время смотрел в ее глаза, а потом обреченно опустил голову на ее колени, обнимая и привлекая ближе к себе за талию. Мысленно прося прощение за то, что не в силах скорее найти Анечку.
Эля, ничего не говоря, дотронулась до его головы рукой, нежно проведя по коротко подстриженным волосам, поглаживая и успокаивая мужа. А потом и вовсе склонилась к нему и поцеловала в затылок, не прекращая гладить, и Стасу отчего-то вспомнилась, как мама — его родная мама — так же жалела и успокаивала его, когда он сильно ударялся и плакал. Он еще сильнее вжался лицом в ее колени и теснее привлек к себе, упиваясь ее близостью как величайшим благом Вселенной.
Три недели спустя.
Эля заехала навестить бабушку после работы, так как та в связи с ухудшившейся погодой плохо себя чувствовала. Привезла продукты, необходимые лекарства и теперь мирно пила с ней чай на кухне.
— Ты не боишься домой поздно ехать? — удивилась София Владимировна, посмотрев на часы, которые показывали уже почти девять вечера.
— Бабуль, не переживай, за мной Стас заедет. Он уже звонил, сказал, что стоит в пробке.
— Очень хорошо, а то одну я тебя не отпущу. Времена сейчас вон какие страшные.
Эля улыбнулась и похлопала бабушку по ладошке.
— Хорошо, бабуль, не переживай.
— Эль, а у вас со Стасом все в порядке? — столь неожиданный вопрос застал Элю врасплох.
— Все в порядке, — с долей удивления ответила она, — а почему ты спрашиваешь?
— Ну я же вижу, что ты чем-то озабочена, сидишь о чем-то думаешь. Только не говори, что вы со Стасом успели уже поругаться.
— Ну что ты, бабуль, конечно же нет, — поспешила успокоить ее Эля, — все у нас в порядке. Просто очень много работы, вот я порой и задумываюсь об этом.
София Владимировна покачала головой:
— Запомни, девочка моя, одну вещь: работа должна оставаться в стенах офиса после окончания рабочего дня. Ты женщина и твоя главная забота — это семья. Мужчины мало занимаются домашним бытом, поэтому им простительно, а вот нам нужно поберечь себя. Это сейчас ты еще можешь разрываться между работой и мужем. А когда детишки у вас появятся, думаешь, будет так же легко?
Эля печально опустила голову вниз, уныло помешивая ложечкой остывающий чай. Пару раз судорожно вздохнула, а потом изможденно закрыла глаза руками. Слезы подкатывали к глазам, но плакать перед бабушкой не хотелось. Вот только остановить себя она уже не могла, и вот уже первая горькая слезинка одиноко скатилась по щеке, остановившись около скулы, а за ней вторая, третья…
София Владимировна отставила свою чашку и строго посмотрела на внучку:
— Так, давай-ка рассказывай, что происходит. Что у вас случилось?
— Ничего не случилось, правда. Просто все как-то… — Эля вздохнула, пытаясь подобрать слова и все объяснить. — Не знаю. Стас в последние дни сам не свой ходит: у него какие-то проблемы на работе. Со мной он не хочет делиться, держит все в себе. А я же вижу, как он переживает, но даже не знаю, чем ему помочь. Он загоняет себя до предела и самое обидное, что держит меня в стороне, как будто не доверяет.
Бабушка похлопала ее по руке и, окинув мудрым взглядом, сказала:
— Не нужно лезть насильно: захочет, станет совсем уж невмоготу — Стас сам все расскажет. Может быть он не считает это столь стоящим, чтобы загружать тебя такими проблемами. Мне кажется, что после всего того, что произошло в вашей жизни, вы должны доверять друг другу. Не рассказывает сейчас — расскажет чуть позже. Значит на то есть причины. Знаешь, что я тебе скажу: мудрость женщины в том, чтобы окружить любимого мужчину заботой и любовью, но при этом суметь сохранить его личную свободу так, чтобы при этом он думал о тебе каждую минуту, чтобы после работы с радостью и предвкушением спешил домой, чтобы он знал, что может довериться тебе и получить поддержку.
— Я стараюсь, — прошептала Эля в ответ, — стараюсь…
— Но? — София Владимировна понимала, что внучку еще что-то тревожит.
Эля придвинулась на уютном кухонном диванчике к бабушке, прижалась к ее плечу и положила на него голову. София Владимировна обняла ее рукой, ласково поглаживая, и поцеловала в макушку.
— Ой, бабушка, мне кажется, что я не смогу оправдать его ожиданий от нашей семейной жизни…
— Эля, ну что ты такое говоришь, — строго проговорила пожилая женщина. — Ну какие ожидания?
— Знаешь, ведь он так хочет детей. Я же вижу, как он смотрит на малышей. — И неожиданно Эля повернулась к бабушке и крепко ее обняла, спрятав свое лицо. — А я… — судорожный вздох, и Эля продолжила, — боюсь, что я никогда не смогу осуществить его мечту.
— Ну что такое ты говоришь, — попыталась утешить ее София Владимировна. — Все у вас еще впереди.
— Не знаю, бабуль, правда не знаю. Не получается у меня. Я уже и к врачу обращалась, он сказал, что видимых проблем нет, но возможно это связано с аварией. Знаешь, самое трудное в том, что я вижу с какой надеждой Стас смотрит на меня. Молчит, но все же надеется. Это так тяжело понимать, что не можешь оправдать чьих-то ожиданий.
София Владимировна ласково гладила внучку по голове, успокаивая ее и давая свою поддержку. Эля никогда не знала материнской ласки, для нее было не ведомо, что же это такое — сесть и поговорить с мамой по душам, поделиться с ней своими печалями. С детства девочка научилась сама со всем справляться, молча переживая все в себе. Конечно же, она, как бабушка, всегда старалась успокоить, приголубить — но это все крохи по сравнению с тем, чего Кристина так и не дала своим детям — любви и поддержки. София Владимировна понимала, что если сейчас Эля раскрывает перед ней свои чувства, то это значит только одно — девочке сейчас действительно очень плохо и нет больше сил держать это в себе.
— Элечка, деточка моя, с чего ты взяла, что Стас ожидает от тебя чего-то. Мне кажется, что вы уже доказали друг другу, что ваша любовь не требует каких-то поступков и доказательств. Тебе нужно успокоиться и довериться мужу. А время само все расставит по своим местам…