— Я думаю, что все наладится, только нужно запастись терпением. Эля ведь тоже очень переживает по этому поводу, иначе она бы не уехала. — Я видел, как переживает Колчин: нервно выкуривает сигарету за сигаретой, как цепко, до побеления, его пальцы сжимают чашку с кофе. Он тоже беспокоится о своей дочери, тоже не знает, как ее найти. А я уверен, что и у него имеются свои возможности, чтобы разыскать дочь.
Мы оба сидели и молчали, каждый погруженный в свои мысли и воспоминания.
— Виктор Сергеевич, — все же нарушил я молчание, — так как же все так вышло с обвинением, с прокуратурой?
Колчин стыдливо опустил глаза, но я заметил, как предательски дернулись его губы.
— Стас, мне ужасно стыдно за то, что произошло. Я уже и сам хотел с тобой встретиться, чтобы принести свои извинения… — Он тяжко вздохнул и продолжил. — Хотя может в них уже и никакого толка нет. Но лучше поздно чем никогда. Прости меня. За всю ту боль, что я причинил.
— И все же как так вышло?
— Я ведь понятия не имел, насколько серьезны у вас с Элей отношения. У меня была лишь одна работа, работа, работа… Чертова работа… Мне ведь и домой-то совсем не хотелось возвращаться. Дети выросли, каждый занят своими делами. А отношения с женой… Что уж говорить, их уже и не было. Я многого не знал, что творится у меня в семье. Когда конфликт с твоим отцом достиг критической отметки, я узнал, что ты и Эля встречаетесь. Вскоре я стал замечать, что у меня стали пропадать важные документы, и что удивительно, всегда появлялись у твоего отца. Это уже потом я вычислил, что «кротом» был начальник службы безопасности. А до этого под подозрение сразу же попал ты. Я думаю, ты меня можешь понять… Моя жена была в курсе этого всегда. И вот в один из дней она мне тактично намекнула, что ты… Ну в общем, заставил Элю лечь с тобой в постель. Я видел в те дни, что Эля была какой-то грустной, задумчивой. Одним словом, я, не разобравшись с ситуацией, решил, что будет лучше, если увезу ее подальше, чтобы оградить от беды. Кто бы знал, что я сам же эту беду и накликал. А про это чертово заявление я и сам долго ничего не знал. Как потом выяснилось, это Кристина сама от имени Эли написала заявление и дала ему ход с помощью каких-то знакомых в прокуратуре.
— Но для чего ей это было нужно? — все никак не мог понять я. Да, наши отцы конфликтовали, но как так могло выйти, что жена действует без ведома мужа именно в вопросе его бизнеса?
— Нелепо, глупо… Я только сейчас узнал, что заставило Кристину так поступить. Причиной всему — ее ревность к твоей матери. Я когда-то был знаком с Галей…
— Я знаю, — перебил я. — Отец мне рассказывал. Вы ее любили и даже пытались разрушить брак моих родителей.
— Да, было и такое дело, — уклончиво произнес Колчин. — И давно ты знаешь обо всем этом?
— Мне рассказал отец, когда увидел нас с Элей вместе. Это было незадолго до того, как она решила меня познакомить со своей семьей.
— Значит ты не знал изначально, кто такая Эля, — скорее подтверждая собственную догадку, произнес Виктор Сергеевич. Он тяжело облокотился головой о руки и продолжил. — Я не знаю, совершенно не знаю, как мне искупить все те несчастья, что я принес тебе и своей дочери.
Что я мог ему ответить? Лично мне было совершенно безразлично, как он хотел искупать свою вину. Жизнь уже покарала сама этого мужчину — она отняла у него семью, заставила жить с раздирающим душу чувством вины. Все, чего я хотел, — это поскорее вернуть свою девочку, свою Элю.
Так и не узнав, как же мне найти Элю, я расплатился за кофе и уже хотел было уйти, как меня остановил Колчин:
— Стас, подожди. Оставь мне свой номер телефона — если мне удастся что-нибудь узнать, я дам тебе обязательно знать об этом.
Я недоверчиво посмотрел на него, но все же продиктовал номер. А потом, вежливо попрощавшись, уехал к себе домой.
Какая-то безвыходная ситуация: Эля прилагает все усилия, чтобы ее никто не смог найти, она ищет уединения и спокойствия, а я же, наоборот, безумно хочу ее видеть, мне просто необходимо чувствовать, что она рядом, и знать, что с ней все в порядке. Эта неизвестность пугает меня. Я готов в любой момент сорваться и ехать к ней, просить, умолять о прощении, умолять дать нам еще один шанс. Я понимаю, что время ни чуточки не притупило и не похоронило мою любовь к Эле — я люблю ее все так же: искренне, безумно, безоглядно, всей своей душой. Без нее я страдаю, мне невыносимо больно, даже больнее, чем было тогда, когда я думал, что она меня предала.
В этот вечер я впервые напился почти до беспамятства. Началось все с того, что я просто не знал, как мне выплеснуть накопившееся напряжение. Хотелось просто крушить все вокруг, чтобы все летело мелкими осколочками. И тогда я просто достал бутылку коньяка, налил себе приличную порцию и залпом осушил бокал. А после на меня накатили воспоминания.
Я вспоминал, как впервые увидел Элю — танцующую в клубе у Макса, такую красивую, загадочную, невероятно притягательную. До сих пор помню свои ощущения, когда впервые увидел ее: мне казалось, что она танцует только для меня, я буквально каждой клеточкой тела чувствовал ее взгляд на себе. И с трудом мог оторвать от нее свой взгляд. А потом Макс привел ее, чтобы познакомить со мной… И я увидел ЭТИ глаза… Вот тогда-то я точно понял — я пропал. Навсегда пропал в глубине этих божественных карих глаз, мягких, добрых. Эля была такой нежной, такой стеснительной, что я поначалу даже поразился столь явному контрасту между нею настоящей и ее образом во время исполнения танца. И чем больше мы потом были вместе, тем больше я понимал, что настоящая Эля словно нежный цветок нуждается в заботе и ласке. И я дарил ей все это, всю свою любовь. И в ответ получал любовь, не уступающую по силе моей.
Вспомнился наш первый поцелуй. Я только-только устроился на работу и в первую же неделю меня отправили в командировку. Как же я маялся всю ту неделю — мне беспрестанно снились незабываемые карие глаза, я понимал, что скучаю, но, к сожалению, совершенно не мог позвонить — слишком занят был на работе. И едва только приехал домой, сразу же захотел увидеться с Элей. Она устроила мне небольшую экскурсию вдоль Москвы-реки. Мне было безумно интересно с ней. Вспомнился мой подарок для нее: белый палантин, украшенный какими-то необыкновенными цветами. Я видел с каким восторгом она развернула подарок — ее радостные глаза стали лучшей благодарностью для меня. А потом был наш первый поцелуй. Я просто поддался какому-то внутреннему порыву и решительно нагнулся к е губам. Эля была смущена, но все же не оттолкнула меня. И мне нравилось, как она в ответ прижимается ко мне. А я все сильнее прижимал ее хрупкое тело к себе, загораживая от холодного ветра и от всех окружающих. Мне так хотелось, чтобы она была моей.
А потом во всех красках передо мной предстала наша первая ночь. Когда Эля мне стыдливо призналась, что это будет для нее в первый раз, я, признаться, был удивлен. Но больше всего меня переполняла радость от того, что она МОЯ, только моя, что доверилась она именно мне. И я понимал, что никак не должен это доверие уничтожить. Помню, с каким упоением я изучал ее прекрасное тело, как дарил ей ласки и с каким жаром она на них отвечала. И ее слезы от неизбежной боли — в тот момент я чувствовал себя настоящим извергом, но единственное, чем мог ей помочь — это нежно прижать к себе и успокаивать. Именно эта ночь назвала все своими именами: я понял, что люблю Элю, что именно с ней хотел бы связать всю свою жизнь. Потом у нас было еще не мало моментом близости, но именно этот наш первый раз я так ясно помню — волшебный новогодний сон, произошедший наяву.
Я любил смотреть на Элю спящей, когда она доверчиво прижималась ко мне, а ее длинные волосы в беспорядке лежали и на подушке, и на моем плече, и на моей груди — разомлевшая от ласк, Эля всегда засыпала на моем плече, положив руку мне на живот или бок. Я любил прикасаться к ее густым мягким волосам, струившимся темными волнами сквозь мои пальцы. Любил ее звонкий смех, от которого ее глаза начинали ярко и озорно сиять, заряжая меня самого веселым настроением. Я не мог ей противиться: она была для меня как ясное солнышко. И я весь мир готов был бросить ей под ноги, чтобы только она была счастлива, чтобы видеть ее сияющие глаза и нежную улыбку.