Из этого следует, что попытки противопоставить одну абстракцию — «рынок», другой абстракции — «плану», не более чем схоластика, не имеющая к реальности никакого отношения.
А что же есть на самом деле? И управление в определенных пределах, чтобы выбрать оптимальное устойчивое состояние экономики, и свободное функционирование системы после попадания в необходимую область притяжения нужного стационарного состояния. Но при этом государство должно следить, чтобы система из него не вышла. Чтобы большие внешние изменения не перевели систему в неоптимальное состояние.
Выбор необходимого оптимального стационарного состояния, в области притяжения которого должна функционировать экономика, определяет только само государство, исходя из наличных ресурсов, структуры общества, социально-культурных традиций, природных условий и т. д.
Надо иметь в виду, что любые социальные действия имеют как положительные, так и отрицательные стороны, которые нужно сравнивать при оценке таких действий. Недобросовестные «эксперты», о которых мы говорили раньше, этим усиленно пользуются. Если они пытаются протолкнуть некие социальные новации, то изо всех сил раздувают их положительные стороны, и не сообщают об отрицательных. Если же идею надо провалить, то они, наоборот, все силы сосредотачивают на отрицательных сторонах, не сообщая о положительных. И никогда не дают объективной картины.
Приведем пример. В первые годы перестройки много говорили о «цеховиках». В обществе насаждалось мнение о них, как о «талантливых организаторах производства», которых незаслуженно преследовало государство. Якобы они и были первыми «рыночниками» в стране. А что было на самом деле?
Государство устанавливало цены на товары, производимые легкой промышленностью, существенно выше издержек. Это приходилось делать хотя бы потому, что обувать и одевать армию надо было из каких-то средств. Когда средний гражданин, отдавший в армию своего сына, покупал самому себе пару ботинок, он одновременно покупал сапоги этому своему сыну. А та зарплата, которую получали работники обувной промышленности, была меньше, чем они могли бы получать, исходя из существующих цен в магазинах.
Значит, в подпольном производстве этих товаров рентабельность получалась 300 и более процентов отнюдь не из-за хозяйственной разворотливости «цеховиков». Да и вся подпольность заключалось лишь в том, что они не отдавали государству тот избыточный доход, который возникал при продаже по завышенным государственным ценам. В итоге общество, как целое, проигрывало.
Всегда «союз» рынка и государства рождает подобные «дыры» в экономике. Сегодня мы видим, что такие «дыры» возникают на уровне международной торговли, а не только внутри одной страны. Мы это к тому, что особо защищать рынок не надо, он, как сорняк, как только зазеваешься — начинает лезть из всех мест. Но если проповедовать, что он очень полезен, и выпалывать все, что «мешает» ему, то он очень быстро разрастется и задушит все вокруг, превратившись в бедствие.
Итак, рынок есть всегда. И его всегда надо удерживать и контролировать.
Пример с рынком показывает два недостатка в анализе, который сделал в своей книге А. П. Паршев. Первый — это мнение, что стационарные состояния являются основными состояниями социальных систем, а те переходные процессы, в результате которых достигаются эти состояния, лишь кратковременны. На самом деле ситуация диаметрально противоположна. В реальности стационарные состояния, как правило, вообще не достигаются. А система все время лишь стремится к тому или иному из них, функционируя в переходном режиме.
Второй недостаток анализа есть продолжение первого. В результате рассмотрения стационарных состояний смещается представление об основных параметрах системы, важных для ее функционирования, и об их соотношениях.
Вот, например, А. П. Паршев считает, что в «…условиях обмена товарами рынок считался справедливым, когда он происходил без принуждения, и его участники были удовлетворены. Для каждого обмена меру устанавливают потребности сторон». И где же он такой рынок видел? Представьте себе, что по переулку идет эдакий щупленький гражданин в бороденке и очечках, а навстречу ему не совсем трезвый громила с кирпичом в руке, который так вкрадчиво говорит: «Купи кирпич». «А сколько он стоит», — пытается шутить очкарик, доставая кошелек. «Этого хватит», — успокаивает его громила, забирая весь кошелек. Вот именно такой и есть «свободный рынок». Участники его ой как не равноправны!
Вы можете сказать, что история с громилой и кирпичом — это не рынок. Рынок. Есть товар — кирпич. Есть продавец — громила. И есть покупатель — очкарик. Присутствует искреннее желание громилы продать кирпич и не менее искреннее желание очкарика его купить. Вы можете возразить, что цена здесь устанавливается не рыночным образом. Так нет же, рыночным. Обмен произошел без принуждения, добровольно. Его участники удовлетворены итогами. Один ушел с кошельком и деньгами, другой — с кирпичом и целой головой.
Ведь всякая вещь или услуга имеет, кроме цены, еще и полезность. То, что в марксизме называлось потребительной стоимостью. Именно это позволяет вам обменивать какой-то товар по цене существенно большей, чем ваши издержки.
Истинная потребительная стоимость и проявляется при обмене. Например, в советское время люди покупали у спекулянтов джинсы вовсе не потому, что в продаже не было других штанов. Просто джинсы позволяли повысить свой социальный статус в глазах окружающих.[6] Вот за это и переплачивали спекулянтам. И делали это добровольно. Никто насильно не заставлял доплачивать, а даже наоборот, государство наказывало за участие в спекуляции. Мы сами так оценивали товар.
То же и с кирпичом. Здесь очкарик покупал свою целую голову. Цена — это всего лишь денежное выражение стоимости товара, а вот потребительская цена — то, за сколько покупатель готов его приобрести.
А что, разве вас лично устраивают цены на продукты питания, квартиру, одежду, лекарства, особенно в сравнении с вашей зарплатой? Ничего себе, заплатить за упаковку таблеток тысячу рублей! Но вы же участвуете в сделке, ведь на кону стоит ваше здоровье (как и в случае с кирпичом). Это только в теории цены устанавливаются практически на уровне издержек.
Государство тоже производит коррекцию цен на внутреннем рынке, используя разницу между ценой и потребительской ценой. Например, устанавливая винную монополию. Или понижая стоимость собственной валюты, делая импортные товары дорогими до такой степени, чтобы потребительская цена стала меньше цены. Или с той же целью вводя таможенные пошлины. При этом потребительская цена собственных товаров начинает соответствовать цене импорта.
1.5. АНАЛИЗ «ГОРЬКОЙ ТЕОРЕМЫ»
Напомним ее формулировку и основные следствия. Итак, о чем говорит «теорема»:
«В условиях свободного перемещения капиталов ни один инвестор, ни наш, ни зарубежный, не будет вкладывать средства в развитие практически ни одного производства на территории России».
Короче говоря, никаких инвестиций в нашу промышленность нет, и не будет.
А вот какие следствия из нее делает А. П. Паршев.
1. Вывезенные из России капиталы назад не вернутся.
2. Утверждения о том, что «инвесторы уже стоят в очереди» — либо свидетельство о профнепригодности, либо наглое вранье.
3. Обещания «создать благоприятный инвестиционный климат» в условиях свободного мирового рынка реальной почвы не имеют, если только обещающий не собирается направить Гольфстрим по Севмор-пути.
4. Жизнь из нашей экономики и общества будет уходить по мере износа инфраструктуры и основных фондов, донашивания и проедания запасов. А каждый появившийся у нас доллар немедленно побежит туда, где он сможет получить прибыль. Уцелеют только сырьевые предприятия, и то далеко не все.
Верна ли эта теорема вообще? Это вопрос не праздный, так как на ней, по сути дела, построена вся книга А. П. Паршева. И хотя он и говорит, что доказательство не строгое и на самом деле свободного рынка нет, а реальный мировой рынок не свободен: он отрегулирован, но не нами — это далеко не все претензии к его теореме. Но начнем по порядку.
6
Этологи — ученые, изучающие поведение животных, прекрасно знают эффект, когда особь пытается повысить свое положение в стае себе подобных за счет обладания либо каким-нибудь необычным умением, либо вещью. Например, однажды дрессировщику пришлось поместить свою «ученую» обезьяну в зоопарк. Здесь ее посадили в общую клетку, коренные обитатели которой сразу же определили ей самое низкое место в иерархии. Но вот однажды старый хозяин пришел ее проведать, и принес с собой ее любимый компот и ложку, с помощью которой она его обычно ела. Самец, занимающий верхнюю ступеньку в иерархии, подошел к обезьяне, взял у нее ложку и попробовал ее воспользоваться, но не сумел. После этого статус цирковой обезьяны сильно повысился, и она заняла место сразу после вожака.