Выбрать главу

Никого рядом. Нет запаха плесени. Лежат чистые белые полотенца, какие-то баночки и пакетики — шампунь, кондиционер, мыло. Три месяца я сдирала грязь с кожи жесткой мочалкой и мылом, им же пенила остриженные волосы. Слишком яркий контраст. Слишком… просто слишком.

Слишком теплая вода, слишком фруктовый запах шампуня, слишком мягкий матрас, слишком чистая одежда…

Слишком тихо для того, чтобы спрятать судорожные всхлипы.

Я ожидала, что месье притащится едва ли не в предрассветный час. Но в доме находилась пара странных мужиков, охранников, которым, вероятно, велели стрелять в меня, если предприму попытку к бегству. Так что целый день я изучала комнаты, как любопытный енот, заглядывала в шкафы, объелась пиццы — в холодильнике оказалось пусто, один из церберов привез еду. К вечеру я и пришла в себя, если так можно выразиться. Во всяком случае, у меня хватило ума сменить махровый халат на джинсы и рубашку.

К вечеру, когда стемнело, к коттеджу подъехала машина. Даже не слыша голосов, уже поняла по реакции охранников, что месье богатей пришел за своей долей.

Спесь утренней легкости как ветром сдуло.

Первое — улыбка. Его улыбка могла бы свести любого с ума, даже меня, не окажись мы при столь дрянных обстоятельствах. Но от этого образа Казановы разило приторной пудрой, которая так и сыпалась мне на мозг. Так что встречала хозяина положения я хмурым взглядом, сидя за обеденным столом, как царь над политической картой мира.

— Вижу, ты уже пришла в себя? — По-хозяйски сбросив куртку на спинку стула, Рэйф остановился по другую сторону стола.

— Из одной тюрьмы в другую.

Моей мрачности мужчина лишь усмехнулся. Хотя, еще парень, какой мужчина?!

— Не обессудь, я должен быть уверен, что ты выполнишь свою часть сделки.

Не стоило напоминать лишний раз о затее, которая пахла не просто жареным, а горькими углями. Мне это не нравилось, да, с самого начала не нравилось, но цена, которую мне предложили за беспрекословное выполнение работы, оказалась невероятно заманчивой. Но выбравшись из-за решетки, я освободилась и от оков безрассудства.

— Зачем тебе нужен алмаз?

— Мне казалось, мы обсудили это. Без вопросов.

— Сейчас стоит вопрос о моей жизни, — жестко подчеркнула я. — Гонсалес наверняка будет ждать меня, он не поверит в мою смерть, уж точно не при столь неожиданных обстоятельствах.

— Гонсалес ни о чем не будет подозревать, это я могу тебе гарантировать.

— С чего вдруг такая уверенность?

Я не понимала его логики. Пусть моя жизнь для него ничто, однако стоило просчитать каждый момент, чтобы свести риск к минимуму. Итальянец продолжал бы беззаботно хорохориться о своем сокровище только при условии, что его собачки в тюрьме лично распотрошили бы меня. Но этого не произошло, так с чего такая уверенность?

Буравя Рэйфа пристальным взглядом, я неожиданно, скорее, для себя, заставила его нервничать. Он будто скользкая змея, огибающая прутья на своем пути. Что-то в его натуре, привычке держаться, изменилось, как если бы он пытался удержаться над краем пропасти. Но не удержался. Полетел вниз.

Или, скорее, я достигла дна пучины обмана. Разбилась о невидимые камни и со жгучим негодованием аж подскочила с места, ударив кулаками по столу. Стул отлетел назад, жалобно скрипнув ножками.

— Ты! Ты все подстроил!

— Так, успокойся…

— Иди ты в жопу, успокоиться! — Закричала я, и если бы не стол, то прыгнула бы на него, как разъяренная кошка. И действительно, почему бы не расцарапать ему глаза и лицо? — Они напали на меня не из-за Гонсалеса, это ты их натравил! Чтобы… чтобы я согласилась, да?!

— Мне нужно было убедиться, что ты точно согласишься со мной работать. Только угроза жизни могла заставить тебя добровольно уйти из тюрьмы.

— Иди ты… к черту! — Еще раз стукнув по столу для пущей убедительности, я зашагала прочь. — Я не собираюсь в этом участвовать! Я ухожу!

— И куда ты пойдешь?

Вопрос пробил спину и пригвоздил к месту копьем. Вот он — камень преткновения. Я стала человеком-невидимкой, гражданка США Джулия Бонавиль умерла в возрасте двадцати лет от ножевого ранения в итальянской тюрьме. Меня убил человек, который и освободил.

— Без документов, без знания местности и языка, — подходя все ближе, с наслаждением перечислял Рэйф бедственные факторы моего положения. — Но главное — без денег. Что ж, пожалуйста, можешь идти. А далеко ли уйдешь?

От гадливого ехидства, которое сочилось в каждом слове, у меня все тело натянулось струной. Как же хотелось ударить его, влепить жгучую звонкую унизительную пощечину. Вымещу злость, но что это в итоге даст? Это я здесь заложница ситуации, не Рэйф, и что-то нет на горизонте ни единого шанса выйти победительницей.