Мотор шумно заревел, унося лодку прочь от скалистого берега близ панамской тюрьмы. Пальмы на обрыве все удалялись и удалялись, холодные брызги обжигали кожу, а я поверить не могла, что мы его оставили. Просто смотрела и верила до последнего, что Сэм появится и нам придется развернуться, без этого никуда. Но когда береговая линия стала тонкой полосой, разделяющей синюю гладь воды и неба, суровая реальность ударила по голове тяжелой болью.
Да уж, прекрасное место для отпуска, если не знать, что за высотками столичного города развернулся совершенно иной мир.
Начало этой истории никого бы не вдохновило на продолжение, особенно если это — история жизни, некого пути, и будь я сто раз великим предсказателем, вряд ли бы предвидела что-то хорошее. На тот момент, когда мы вернулись в Панаму, мне некуда было идти. Я рассчитывала сорвать куш, а в итоге осталась без гроша в кармане, да на краю земли. Образно выражаясь, разумеется, деньги худо-бедно имелись, на обратный билет уж точно, но это был обратный билет в старую жизнь, где нет ничего, кроме тлена и пустоты.
Потерпи мы неудачу вместе — это одно. Но потерять Сэма…
В католическом приюте он был явно не любимчиком настоятельниц, но дети смотрели на него, как на Робина Гуда, и я тому не исключение. Как же детский разум развлекался, рисуя приключения в духе Индианы Джонс — мы этот фильм буквально до дыр просмотрели, на кассете не осталось и живого места. Мы все так или иначе — ладно, не все, — хотели следовать примеру Сэма, идти против системы, сурового мира, который обошелся с нами столь скверным образом. Старшие дети, особо, так сказать, испорченные, помогали Сэму с авантюрами, ввязывались в порой опасные дела. По сравнению с побегом из панамской тюрьмы, конечно, не такие опасные, но для меня в то время, как для одиннадцатилетки, мир подростков выглядел чем-то «вау».
И знаете, как одиннадцатилетке втиснуться в компанию семнадцатилетних начинающих бандитов? Правильно — через знакомства с четырнадцатилетними бандитами. Точнее, быть настолько гениальной и отважной после многочасовых просмотров фильмов, чтобы додуматься проследить за ними, выбраться из приюта, протиснуться как мышь сквозь какие-то щели и дыры, а потом в самый ответственный момент заставить их спасать и свою задницу. И, казалось бы, все, погорело дело! Кто бы мог подумать, что уже одиннадцати лет от роду Джулс Бонавиль, забавный ребенок с вечно сбитыми коленками, познает искусство шантажа? Фраза «я все настоятельницам расскажу, если не возьмете меня с собой» имела колоссальный успех у меня, а также лютые проблемы у ребят.
Тем не менее, настоятельниц они боялись куда больше проблем.
Они долго отнекивались, не хотели учить, как мне казалось, своим тайнам — взлому замков, бесшумной ходьбе, фокусам с картами для развития моторики, приемам отвлечения. Потихоньку все же им пришлось уделить внимание мелкой заносе в заднице. А у занозы, как потом выяснилось, талант… быть занозой. Ну и еще таскать все подряд неплохо получалось.
Так что угадайте, кто стал королем подпольного рынка католической школы? Правильно! Не я. Завистники доложили о моих спекуляциях, и в пятнадцать лет пришлось перейти на другой уровень.
Я не горжусь собой. Не горжусь своей деятельностью, однако горжусь навыками, которыми удалось обзавестись. Они помогали мне в тяжелое время. Из приюта меня вышвырнули в восемнадцать, как только, так сразу, и даже не стали помогать с поступлением в колледж, поставив крест. Обидно, но ожидаемо. Но грызть гранит науки в те годы мой авантюрный дух не собирался, ведь перед ним лежал огромный мир, столько возможностей!
Столько провалов…
Но одно оставалось неизменным — старая банда. Что удивительно. Некоторые из ребят успели отсидеть в тюрьме за мелкие кражи, выйдя на свободу не юными птенцами, а матерыми воронами. Парочка из них выглядела особо пугающе, но в наших отношениях было что-то… теплое. Все относились друг к другу, как к семье, и всем не хватало старшего брата — Сэма. Порой он появлялся, брал кого-то в дело, иногда и мне выпадала возможность подзаработать с ним вместе.
Почему-то те времена воспринимаются теперь как что-то далекое, хотя прошло от силы года два с нашей общей встречи. Сидя в аэропорту, окруженная шумной толпой и смесью из запахов жареных сосисок и металла, я все никак не могла поверить, что теперь нашего старшего брата нет. И почему-то где-то в глубине души скреблись кошки, а гнусавый голосок повторял «это твоя вина». Моей вины здесь, конечно, как пользы в хотдоге, однако я не уставала задаваться вопросом — а что если бы Сэм позвал кого-то другого, то он выжил бы?