Берлин, ноябрь 1933 г. Карл Шмитт
Глава I
ОПРЕДЕЛЕНИЕ СУВЕРЕНИТЕТА
Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении.
Эта дефиниция может быть справедливой для понятия суверенитета только как предельного понятия.[6] Ибо предельное понятие означает не смутное понятие, как в неряшливой терминологии популярной литературы, но понятие предельной сферы. Соответственно, его дефиниция должна быть привязана не к нормальному, но только к крайнему случаю.[7] Что под чрезвычайным положением здесь следует понимать общее понятие учения о государстве, а не какое-либо чрезвычайное постановление[8] или любое осадное положение, станет ясно ниже. Что чрезвычайное положение в высшей степени пригодно для юридической дефиниции суверенитета, имеет систематическое, логически-правовое основание. Решение об исключении есть именно решение в высшем смысле. Ибо всеобщая норма, как ее выражает нормально действующая формула права, никогда не может в полной мере уловить абсолютное исключение и, следовательно, не способна также вполне обосновать решение о том, что данный случай — подлинно исключительный. Когда Мооль[9] говорит, что юридически невозможно проверить, имеет ли место чрезвычайное положение, он исходит из предпосылки, что решение в правовом смысле должно быть полностью производным от содержания нормы. Но в том-то и вопрос. Всеобщность этой формулы, как ее высказывает Мооль, является только выражением либерализма правового государства и в ней не учитывается самостоятельное значение решения (Dezision).[10]
Нет никакой практической или теоретической разницы, признавать или нет абстрактную схему, которая предлагается для дефиниции суверенитета (суверенитет есть высшая, не производная власть правителя). В общем, о понятии самом по себе не спорят, и менее всего — в истории суверенитета. Спорят о конкретном применении, то есть о том, кто принимает решение в случае конфликта, в чем состоит интерес публики или государства, общественная безопасность и порядок, le salut public[11] [12] и т. д. Исключительный случай, случай, не описанный в действующем праве, может быть в лучшем случае охарактеризован как случай крайней необходимости, угрозы существованию государства или что-либо подобное, но не может быть описан по своему фактическому составу. Лишь этот случай актуализирует вопрос о субъекте суверенитета, то есть вопрос о суверенитете вообще. Невозможно не только указать с ясностью, позволяющей подвести под общее правило, когда наступает случай крайней необходимости, но и перечислить по содержанию, что может происходить в том случае, когда речь действительно идет об экстремальном случае крайней необходимости и его устранении. Предпосылки и содержание компетенции здесь необходимым образом неограниченны. Поэтому в смысле правового государства здесь вообще нет никакой компетенции. Конституция может в лучшем случае указать, кому позволено действовать в таком случае. Если эти действия не подконтрольны никому, если они каким-либо образом не распределены, как в конституционной практике правового государства, между различными, сдерживающими друг друга и взаимно уравновешивающими инстанциями, то и так ясно, кто суверен. Он принимает решение не только о том, имеет ли место экстремальный случай крайней необходимости, но и о том, что должно произойти, чтобы этот случай был устранен. Суверен стоит вне нормально действующего правопорядка и все же принадлежит ему, ибо он компетентен решать, может ли быть in toto[13] приостановлено действие конституции. Все тенденции современного развития правового государства ведут к тому, чтобы устранить суверена в этом смысле. Именно это неминуемо вытекает из обсуждаемых в следующей главе идей Краббе и Кельзена. Но можно ли покончить с экстремальными исключительными случаями — это вопрос не юридический. И если кто-то верит и надеется, что такое действительно возможно, то это зависит от его философских убеждений, особенно относящихся к философии истории или метафизике.
6
«Предельное понятие» («der Grenzbegriff») — термин неокантианства марбургской школы, означающий, собственно, предел возможных определений, неисчерпаемую задачу познания. Для Шмитта переопределение значения термина принципиально важно в связи с его критикой концепции X. Кельзена, чему посвящена значительная часть рассуждений в «Политической теологии». — Примем, перев.
7
В русском переводе невозможно воспроизвести важные смысловые оттенки немецких слов: «Grenzbegriff» содержит «Grenze» — «предел» как граница (чего-то с чем-то). Но уже «Grenzfall» целесообразно переводить как «крайний случай». «Äußerste Sphäre» — «предельная сфера» как крайнее выражение того, что остается в пределах границы, но является при этом чрезвычайным. — Примем, перев.
8
В русском переводе теряются тонкие различия между «Ausnahmezustand» и «Notstand» («чрезвычайное положение»), хотя в первом случае речь идет собственно об исключительной, ненормальной ситуации, а во втором — о крайне трудной и потому требующей особых решений ситуации. Соответственно, «Notverordnung» — это чрезвычайное постановление в случае крайней необходимости. Двум этим терминам соответствуют далее и два других: «Ausnahmefall» — «исключительный случай» и «Notfall» — случай крайней необходимости. — Примем, перев.
10
Понятие решения представлено у Шмитта двумя терминами: сугубо немецким «Entscheidung» и латинским по происхождению «Dezision». Оба слова очень похожи по внутренней форме и только из соображений возможно более близкого следования оригиналу мы отмечаем все случаи, когда Шмитт говорит «Dezision». — Примем, перев.
12
«Öffentlich», «Öffentlichkeit» мы по возможности единообразно переводим как «публичный», «публичность». См. об этом подробнее в комментарии к работе «Духовно-историческое положение современного парламентаризма». В данном случае (а также ниже), однако, мы переводим «общественная безопасность», а не «публичная безопасность», во-первых, потому, что первое словосочетание привычнее для нашего уха, а во-вторых, потому, что здесь оно перекликается с «salut public», что применительно к истории Французской революции и знаменитому Comité du salut public устойчиво переводится как «Комитет общественного спасения». — Примем, перев.