27.01.1933 он пишет: «Мифу о Гинденбурге пришел конец. Ситуация ужасная. Шляйхер уходит в отставку. Приходит Папен или Гитлер. Старый господин [Гинденбург] спятил».
28.01.1933: «...Я боюсь того, что сейчас наступает в политике. Я испытываю ненависть и отвращение к соцам [социал-демократам] и ко всему тому, что вернется, гнилому либерализму. ... Все подавлены из-за отставки Шляйхера».[837]
Через полгода Шляйхер был убит во время подавления «ремовского путча», но вне связи с ним, по личному приказу Гитлера, из мести. Шмитт в это время уже быстро делал карьеру при нацистах, и его знаменитая статья, написанная после подавления путча, «Фюрер защищает право», могла быть, как считает Меринг, воспринята как акт личного предательства покойного политика. Впрочем, крест на Шляйхере как политике Шмитт поставил еще раньше.[838] Все это затрудняет восприятие «Легальности и легитимности» как теоретического труда. Однако общее содержание книги выходит за пределы ее актуальной значимости.
Самым кратким образом аргументы Шмитта в «Легальности и легитимности» могут быть представлены следующим образом. В Германии, говорит он, наступил кризис «государства законодательства» («Gesetzgebungsstaat»). Это понятие нуждается в пояснении. Шмитт выделяет несколько основных типов государств, в соответствие с характерными для них «системами легальности»: государство юрисдикции, государство правления, государство администрации. Термины, несколько неловкие и непривычные также и для немецкой речи, означают следующее: в разных политических сообществах «высшее и решающее выражение общей воли» или «решающая политическая воля»[839] выступают в разных формах. Иначе говоря, высшей инстанцией последнего, ключевого решения, от которого зависят все остальные и в котором дает о себе знать политическое единство как таковое, может быть суд, правитель, государственная администрация. В этом же ряду оказывается и парламентское государство законодательства. «Государство законодательства — это государственное образование [Staatswesen], подчиненное безличным (и потому всеобщим) и предопределенным (и потому рассчитанным на длительный срок) нормативным установлениям, содержание которых изначально поддается измерению и определению, т. е. это такое государственное образование, в котором закон и его исполнение, законодатель и применяющие закон учреждения отделены друг от друга. В таком государстве „господствуют законы“, а не люди, не какие-либо авторитеты и власти».[840] Почему же наступает кризис такого государства? В общих чертах Шмитт писал об этом, как мы видели, уже в 20-е гг., указывая на «проблему субстанциального равенства и гомогенности». В тех случаях, когда масса оказывается способной к единству всеобщей воли, ей только мешает парламент, в котором происходят якобы рациональные дискуссии, позволяющие выработать наилучшее решение. Но если это происходит в государстве законодательства, то получается, что безлично действующие законы стоят на пути непосредственного волеизъявления. Значит ли это, что парламент должен быть сокрушен в пользу более новых форм демократии? — Этот вопрос постоянно дискутируется в связи с биографией Шмитта. Видимо, он мог рассчитывать на такое развитие событий, но вряд ли мог готовить его. То, что мы читаем в письме Юнгера, есть проговаривание чутким и политически активным писателем, одним из духовных лидеров поколения молодых, озлобленных поражением в войне реваншистов, некоторой последней истины сочинения Шмитта, запрятанной в ученые формулы и очень притягательные, однако амбивалентные, допускающие разное толкование, но буквально врезающиеся в мозг афоризмы.
837
Schmitt C. Tagebücher 1930 bis 1934 / Hrsg, von Schüller W. Berlin: Akademie Verlag, S. 256.
839
Schmitt C. Legalität und Legitimität. Achte, korrigierte Auflage. Berlin: Duncker & Humblot, 2012. S. 7, 8. Наст. изд. C. 173.