Она учтена лишь в самом неожиданном определении гибели античного общества, предложенном С. И. Ковалёвым в статье «К вопросу о характеристике социального переворота III-V веков в Западной Римской империи» (1954): «Социальный переворот III-V веков, положивший конец Западной Римской империи, по своим существенным чертам был социальной революцией. Эта революция не имела класса-гегемона и носила деструктивный характер. Поэтому ее можно определить только как антирабовладельческую социальную революцию и нельзя ставить на одну доску с буржуазной и социалистической революциями, имеющими конструктивный характер» [328].
С. И. Ковалёв не мог не видеть регрессивный характер переворота. Но догмы «революционизма», требующие найти в конце формации революцию «снизу», оставляли для его мысли крайне узкий коридор, ведущий в тупик: признать гибель Римской империи «деструктивной революцией». То, что таких революций не бывает – несомненно. Это отметил С. Э. Крапивенский, критикуя С.И.Ковалёва [329]. Выходов может быть два: либо сохранить определение гибели Античности как социальной революции и искать в ней «стихийную конструктивность», что и сделал С. Э. Крапивенский, либо отказаться от этого определения.
Если же обратиться к гибели Римской республики и рождению империи, конструктивно действующих сил становится больше, и соблазн найти в их действиях революцию увеличивается. Ключ к решению проблемы – в рождении Империи; гибель была лишь эпилогом.
Русский эмигрант, историк М. И. Ростовцев (1870-1952) считал революционной силой римскую армию, реформированную Марием. Этот «вооруженный пролетариат» совершил социальную революцию I века до н. э., понимаемую М. И. Ростовцевым как регрессивный переворот. К власти пришли ставленники вооруженного пролетариата – Цезарь, затем Антоний, Октавиан. М. И. Ростовцев не скрывал, что его ультрамодернизаторская концепция, изложенная в работе «Общество и хозяйство в Римской империи» (1929), создана под влиянием Октябрьской революции, считая судьбу Рима «уроком и предупреждением» для Европы.
Революцией называл эти события и английский историк Рональд Сайм в книге «Римская революция» (1939), имея в виду политический переворот безотносительно к прогрессивности. Революция занимает временной интервал с 60 года до н.э. (первый триумвират) по 14 год н.э. (смерть Августа). Движущие силы Р. Сайм видел в «верхах» римского общества (сенаторы, всадники, провинциальная знать). Напомню, что первым переход от республики к империи назвал революцией А. Ферран.
Советские историки либо прямо отрицали наличие революции [330], либо видели здесь первую фазу революции рабов (А. В. Мишулин, С. И. Ковалёв и др.), либо также указывали на «переворот» без выявления его прогрессивности или регрессивности [331].
Интересна точка зрения крупного советского историка С. Л. Утченко (1908-1976). Подвергнув критике все вышеупомянутые концепции, он в книге «Цицерон и его время» (1972) утверждает следующее:
«Мы считаем, что не следует применять понятие революции к событиям римской истории второй половины I века до н. э., приведшим непосредственно к установлению политического режима империи. Период революционных выступлений начинается, по нашему мнению, с движения Гракхов и достигает своей кульминации во время Союзнической войны – грандиозного восстания италийского крестьянства.
Каков характер этого революционного движения?… Оно было направлено против староримской аристократии, против крупного землевладения, а если рассмотреть движение в самой его основе, то, несомненно, и против Рима-полиса» [332].
Далее С. Л. Утченко утверждает, что плодами «крестьянской революции» воспользовались «некоторые наиболее деятельные и “перспективные“ слои господствующего класса». Они украли завоевания крестьян. Переворот Суллы – это «термидор», диктатура Цезаря – «брюмер», наконец, «в качестве итога – утверждение единовластия (принципат Августа)» [333].
Убедительной эту схему не назовешь. Во-первых, римское общество эволюционировало именно в сторону роста крупного землевладения и разорения крестьянства, что и вызвало протест последнего. Вожди крестьянства (Гракхи) выступали и против аристократии, и против восстающих рабов, что отмечали еще Плутарх и Аппиан, но отнюдь не против рабовладельческого строя [334] Напротив, они стремились предотвратить его гибель, к которой вело разорение крестьянства. Ведь именно на союзе рабовладельцев и мелких самостоятельных производителей (ремесленников и крестьян), направленном против рабов и варваров, держалось античное рабовладение. Поэтому «крестьянская революция» была направлена против тенденции исторического развития, она не ускоряла его, а тормозила. Сложность же заключается в том, что само развитие шло по линии регресса. Но противодействие регрессу – не всегда прогресс. Путей к прогрессу в рассматриваемое время уже (и еще) не было.