Выбрать главу

Якобинская диктатура выполняла определенную историческую задачу – организацию обороны страны. Армия, реорганизованная комиссарами Конвента, нанесла ряд поражений войскам антифранцузской коалиции. Диктатура держалась, пока не была выполнена ее миссия; после этого ее отрицательные стороны перестали уравновешиваться приносимой пользой. Политаризм действует на общество как наркотик – сначала мобилизует, затем ослабляет. С его небуржуазной помощью были закреплены результаты буржуазной революции (конечно, якобинцы были ближе к буржуазии, чем к народу, не имевшему никаких шансов на приход к власти, а интересы крестьянства выражали не больше, чем Густав III или Александр II); в противном случае ее растоптали бы интервенты.

После этого буржуазии не было смысла мириться с чуждой властью – за свои деньги она могла получить нужную ей власть. Народ отнесся к падению Робеспьера, уничтожившего санкюлотские партии, без сожаления (сожаление, переходящее в идеализацию якобинцев, начнется позже). Якобинцы вовремя пришли и вовремя были убраны. Это подтверждается победой революции.

Но они не «забегали вперед»; их диктатура была не прообразом власти пролетариата в будущей мировой пролетарской революции, а необходимым моментом в развитии буржуазной революции во Франции, когда революция свернула с пути, ведущего к власти капитала («оргии буржуазии»). Понятие «высшего этапа» революции слишком расплывчато, чтобы быть научным.

Термидорианский переворот завершил буржуазную революцию 1789-1794 годов, будучи ее составной частью, а не контрреволюционным переворотом. Это было завершение революции, но не контрреволюция, которой стала лишь Реставрация.

Любой революции, происходящей в классовом обществе, присущи реакционные черты, обусловленные классовым эгоизмом победителей; в перевороте 1794 года они выступают на первый план, не заслоняя, однако, его принадлежности к революции – к созданию нового общества.

Политика, проводимая буржуазией после окончательного взятия власти (отмена максимума цен, террор против «левых термидорианцев» и якобинцев, подавление народных восстаний, агрессивные войны, наконец, переворот 18 брюмера и установление монархии в 1804 году), носила реакционный, но опять-таки не контрреволюционный характер. Это было проявление сущности нового, победившего строя.

Аналогичную картину нам дает Англия времен диктатуры, а затем протектората Кромвеля: захватническая война в Шотландии и Ирландии, разгон Долгого парламента, репрессии против левеллеров и диггеров, исчезновение внешних признаков революционности и т.д. Английский историк A. Л. Мортон проницательно охарактеризовал победу буржуазии как «отвратительное сочетание объективно прогрессивного с морально затхлым» [427].

Можно сказать: не все ли равно, кем были якобинцы, если они выполнили свою историческую роль – спасли Францию и революцию? На мой взгляд – не все равно. Для марксиста важно знать, какая социальная сила совершила эти действия, что поможет избежать как упреков, так и иллюзий в отношении буржуазии, «хозяйственных мужичков» или предпролетариата.

Одним из аспектов проблемы буржуазных революций «снизу» является надуманная, на мой взгляд, проблема «буржуазно-демократической революции» и ее «завершенности/незавершенности». Маркс и Энгельс употребляли понятия «буржуазная революция» и «буржуазно-демократическая революция» как синонимы [428]. Ленин, как правило, пользовался термином «буржуазно-демократическая революция» в значении «буржуазная», разделяя их на «завершенные» (Великая Французская) и «незавершенные» (немецкая 1848 года) [429]. В дальнейшем в нашей науке понятия «буржуазная революция» и «буржуазно-демократическая революция» применительно к революциям XIX и XX веков были резко разделены. Первое, как правило, стало означать так называемую «незавершенную» буржуазную революцию (Япония, Испания, Португалия, Турция и др.); второе – революцию, идущую «снизу», «завершенную» и в то же время «забегающую вперед», выходящую за пределы буржуазной, но не достигающей уровня социалистической. Определить ее признаки было весьма трудно, и на практике понятие «буржуазно-демократическая революция» применялось к самым разнородным событиям.

Причина путаницы – все тот же «революционизм». Это хорошо видно из статьи А. Ефимова «Об отличиях между революциями буржуазными и буржуазно-демократическими» (1938). Искомое отличие автор увидел в активности народных масс, определяющей характер, а не только движущие силы революции. К буржуазно-демократическим им отнесены Великая французская, французская 1848 года, китайская, русская 1905 года, испанская 1931 года революции. Но уже статус немецкой революции 1848 года с этой позиции определить невозможно, что побуждает автора применить испытанное средство – указание на «незавершенность» буржуазно-демократического характера этой революции [430]. Думаю, что критерий неверен. Если следовать ему, все буржуазные революции «снизу» могут быть отнесены к этой категории, которая станет просто ненужным синонимом.