Обсудим теперь кратко эту теорию, которая господствовала в политической мысли вплоть до последнего времени.
Заметим для начала, что эта теория различает лишь три «власти». Судебная власть очевидным образом соответствует авторитету Судьи. Законодательная власть соотносится с авторитетом Вождя – у него «инициатива», он предлагает «проекты» решений по поводу будущего. Исполнительная власть связана с авторитетом Господина: она осуществляется в настоящем, она, по преимуществу, есть «действие», она требует от своего представителя полной «самоотдачи», подчинения всего, вплоть до самой жизни, Государству, т. е. чему-то по самой своей сущности не биологическому. Иначе говоря, эта теория безапелляционно изгоняет из политической Власти четвертый составляющий элемент, а именно Власть Отца. Подобная ампутация имела в виду схоластическую и абсолютистскую теорию. Можно даже сказать, что политическая Власть тем самым распадается или раскалывается («разделяется») – именно по причине этой ампутации.
Здесь все имеет значение: и то, что произошла ампутация, и то, что ампутированным членом была именно Власть Отца, и то, что эта ампутация произошла скрытно, т. е. бессознательно. Власть Отца означает «традицию», определенность прошлым, «реальное присутствие» Прошлого в Настоящем. Подавление Власти Отца тем самым обладает откровенно «революционным» характером: «конституционная» теория рождается из духа бунта и революции; и она порождает революцию («буржуазную») по мере своей реализации.
Примечание. Эта теория и предполагаемая, порождаемая ею Революция являются «буржуазными»: Буржуа желает позабыть свое «низкое» происхождение «мещанина», он – бессознательно – отрицает свое «постыдное» прошлое. Отсюда проистекает неосознаваемость упразднения Власти Отца. Когда Буржуа гордится своим прошлым и берет его за образец, он не является революционером. Он становится таковым только в противостоянии с дворянином. Самой этой оппозицией он признает исключительную ценность дворянства, поскольку не видит способа с ним сосуществования. Он видит именно ценность, поскольку сам желает занять место дворянина. Тем самым он бессознательно отрицает буржуазные ценности, т. е. свое буржуазное прошлое, которое и в собственных глазах предстает как простонародное, «мещанское». Только тогда он делается «конституционалистом», т. е. требует разделения властей, каковых он находит только три, – тем самым он и становится революционером.
Настоящее, лишенное Прошлого, является, однако, человеческим, т. е. историческим и политическим, лишь настолько, насколько оно предполагает Будущее (иначе это Настоящее животного). Будущее же представлено Властью Вождя – той Властью, которая относится к «проектам», выходящим за пределы данного, к тому, что является не простыми следствиями данного, виртуально уже в нем присутствующими. После ампутации «Отца» Политическая Власть по необходимости оказывается (чтобы вообще оставаться политической) прежде всего Властью Вождя типа В – (Г, С) или В – (С, Г), Так «конституционная» теория с ее «революционной» буржуазной реализацией неизбежно завершается «Диктатурой» какого-нибудь Наполеона или Гитлера. Но так как лишенное прошлого Настоящее с необходимостью предполагает Будущее (чтобы оставаться человеческим или политическим), то Вождь-Диктатор всегда должен представлять «революционный проект» в процессе его осуществления. Так логичным завершением «конституционной» теории какого-нибудь Монтескье оказывается теория «перманентной революции» какого-нибудь Троцкого.