Угроза войны может быть замечена Собранием, что может повлечь за собой замену гражданского Вождя на военного кандидата. Но Собрание не может отрицать угрозу войны, констатируемую Правительством, Глава которого должен лишаться полномочий (если только он и без того уже не был военным).
Мирный договор констатируется военным Главой Государства, который вследствие этой констатации должен уступить место гражданскому кандидату. Через 6 месяцев по прекращении военных действий (или через год после исчезновения угрозы войны без таковых) Сенат может констатировать состояние мира и тем самым сместить военного Главу Государства. Однако Собрание может, вопреки этой констатации, утверждать военное положение. Окончательное решение по этому вопросу принадлежит Трибуналу.
А. М. РУТКЕВИЧ ПОСЛЕСЛОВИЕ
Согласно классическим правилам герменевтики, сформулированным еще Шлейермахером, интерпретация любого текста предполагает включение его в два уходящих в бесконечность ряда. Первый составляют тексты (речи) – от данного отрывка мы идем ко всему документу, от него – к другим произведениям автора, затем – к литературе этого периода, к произведениям на данном языке на протяжении всей истории и т. д., вплоть до Weltliteratur. Другой ряд образуют события, к каковым могут относиться как действия, так и переживания автора в период работы над текстом, исторические обстоятельства места и времени, политические страсти и придворные интриги, общественные институты и экономические интересы, словом, вся окружающая автора социальная жизнь. Так как и тексты, и жизнь автора вписаны в историю, то ряды эти уходят далеко в прошлое; ни один истолкователь не в состоянии вспомнить всю историю Рода человеческого, наряду со всеми языками и речами на них. Чаще всего мы разумно ограничиваемся ближайшими событиями и произведениями.
В отличие от филолога, историк философии чаще всего не обращает внимание на эстетическое совершенство (несовершенство) текста: великолепные диалоги Платона и предельно сухой текст «Метафизики» Аристотеля для него равноценны. Историку мысли не так важны стилистические особенности оригинала: читая и комментируя, он повторяет интеллектуальный акт своего предшественника. В случае философских и научных текстов нам вообще важно просто понять суть дела, т. е. поставленные проблемы и предложенные решения, – спекуляции по поводу бессознательных мотивов или сокровенного классового интереса историк мысли оставляет болтливым дилетантам. Сведение работы по квантовой механике или теории познания к «комплексам» автора или к социальной структуре очевидным образом абсурдно. Но если интересующее нас произведение обращено к актуальным для прошлой эпохи политическим (или иным – религиозным, литературным и т. п. вопросам), то неизбежно обращение не только к проблемному полю науки, но к куда более широкому контексту.
Какое место занимает «Понятие Власти» в корпусе произведений Кожева? Следует иметь в виду то, что мы имеем дело с манускриптом, наброском, осуществленным за несколько недель весной 1942 г. Осенью 1939 г. Кожев был мобилизован и лишь волею случая не оказался в плену в июне 1940 г. Часть, в которой он служил, перебрасывалась на фронт через Париж. Ему дали увольнительную, вернувшись из которой, он обнаружил, что его полк уже отправлен навстречу немецким танкам: через пару дней они вошли в Париж. Сняв с себя военную форму, Кожев некоторое время жил в Париже, где написал большой текст по-русски; затем он отправился на юг Франции, чтобы через Лиссабон перебраться в Америку. Сделать ему это не удалось, со второй половины 1942 г. он участвует в Сопротивлении, пишет большую работу «Очерк феноменологии права». Иначе говоря, «Понятие Власти» располагается между двумя большими рукописями, причем, судя по отсылкам к работе по проблемам права, «Очерк…» он уже начал писать.
Почти все книги Кожева представляют собой рукописи, подготовленные к изданию не им самим, чаще всего – изданные посмертно. Даже главный его труд, «Введение в чтение Гегеля», изданный при жизни и принесший ему известность, был издан в 1947 г. его учеником, известным писателем Р. Кено; лишь часть лекций написана Кожевом от начала и до конца, тогда как примерно половину книги составляют конспекты слушателей. Все остальные книги Кожева выходили посмертно. Это относится и к указанному выше большому произведению Кожева, над которым он уже начал работу в 1942 г. – «Очерк феноменологии права» (дописана эта книга была примерно через год, вышла только в 1981 г. по рекомендации Р. Арона). Однако концептуально «Понятие Власти» с нею почти не связано, равно как и со всеми предшествующими рукописями Кожева. И «Введение в чтение Гегеля» (курс лекций 1933-1939 гг.), и написанная по-русски рукопись 1940-1941 гг[8]. представляют собой истолкование гегелевской диалектики. То, что в трактовке Кожева один элемент учения об объективном духе, а именно диалектика господина и раба, стал играть определяющую роль, не отменяет того, что Кожев остается гегельянцем (если угодно, «левым гегельянцем», сочетающим «Феноменологию духа» с идеями Маркса, Ницше и Хайдеггера). С той же истории борьбы сознаний, которая делает одних господами, а других – рабами, начинается и «Очерк феноменологии права»[9]. Более того, в этой работе Кожев ближе всего подходит если не к марксизму, то к социалистической идеологии, что хотя бы отчасти объясняется и включенностью в политическую жизнь – на 1943 г. Кожев уже был активным участником Сопротивления.
8
Так как на данный момент расшифрована лишь часть этого большого манускрипта («Введение»), трудно сказать, ставятся ли в этой работе вопросы политической философии и философии права. Но хорошо видна преемственность с курсом лекций 1933-1939 гг. – Кожев попытался по-русски выразить то, что на протяжении ряда лет читал по-французски.
9
См. перевод данного раздела «Источник права: антропогенное желание признания как исток идеи Справедливости», «Вопросы философии», 2002, № 12, с. 154-166.