Нутрициология переводится как наука о питательных веществах. Мы можем и должны его корректировать для устранения причин болезней. И тогда пища станет лекарством, как говорил Авиценна. Мир изменился. Совсем другой стала пища и поэтому и коррекция ее заключается уже не в дополнительной съеденной морковке или луковице в натуральном исполнении, а в порошке, таблетке или капсуле содержащей активные компоненты пищи. Мы не пытаемся докричаться до соседнего города и не посылаем почтового голубя, а звоним по телефону или стучимся в скайп. Так же и современная нутрициология — это инструмент, позволяющий откорректировать все нарастающий дефицит полезных веществ в красивой, но химизированной еде.
Последняя моя большая книга увидела свет уже более 7 лет назад. И с тех пор я много консультировал, в том числе и не в России, сделал несколько видео лекций и записал аудио книгу, но воздерживался от работы над новой БОЛЬШОЙ книгой. И вот сегодня я уверен, мне есть что сказать. Наш разговор может оказаться для Вас не только занятным, но и полезным. В музей картина редко попадает сразу после создания. Она должна подождать, отстояться как хорошее вино, подвергнуться критике и пережить волну обожания и только спустя много лет про нее скажут: эта работа открыла что-то новое в искусстве. Медицина — это тоже искусство. По крайней мере, медицина, как ее понимаю я. И, казалось бы, что нового можно открыть в той сфере, где существует тысячелетний опыт аюрведы, китайской традиционной медицины, русского знахарства. Ан, нет. Оказалось, что наша сумасшедшая жизнь поставила перед медициной совершенно новые задачи: как помочь нереально спешащему, питающемуся только что не как космонавт щами из тюбика, изнеженного прививками и оглушенному выхлопными газами, порывающемуся повторять подвиг Хоттабыча по перенесению на ковре-самолете из зимы в лето и обратно, современному человеку.
Так я считаю. В это я верю.
Мы живем дольше, чем наши предки, благодаря лекарствам и обследованиям. Вранье, и еще раз вранье.
Раньше человечество панически боялось чумы и смерть на войне или от голода не была редкостью. Еще в 80-е годы прошлого века на фоне войны в Афганистане встречалась в Советском Союзе малярия тысячами случаев. Теперь мы, казалось бы, свободны от подобных страхов. Но на самом деле и сегодня в мире та же малярия продолжает оставаться одной из самых массовых болезней, ежегодно вызывающей заболевания у 300-500 млн. человек и приводящей к гибели от одного до двух с половиной миллиона заболевших.
Но боимся мы все же не инфекций, а преждевременной потери работоспособности от рака и сердечно-сосудистых заболеваний. И как здесь обстоят дела у современной медицины? Есть значительные успехи?
Как-то принято считать, что в дремучем средневековье люди и до 40 лет не доживали. Однако, это будет правдой, только если считать смертность в результате войн, эпидемий и вопиющую младенческую смертность. Конечно, если принимать во внимание тот факт, что во время эпидемии чумы в 14 веке во Флоренции умерло около 75% населения, то среднестатистический возраст будет скромным. Но если подойти к вопросу о том, насколько высока была смертность от тех болезней (хронических), с которыми боремся мы, то нужно быть честным. Горячо любимые нами Микеланджело, Леонардо да Винчи и многие другие «много работающие и еще больше нервничающие» жили более 75 лет. Платон умер в 81 год, Сократа (казнили) в 70 лет, а Гиппократ - отец медицины - дожил до 90 лет. Известно много источников, когда короли определяли «пенсионный» возраст для своих подданных. И он далеко не 40 лет, а шестьдесят и более. Значит, не единицы доживали до этого возраста. Мы привыкли гордиться тем, что цивилизация увеличила нашу продолжительность жизни. Только правда ли это. Историки советских времен, чтобы показать достижения советской же, медицины взяли и посчитали смертность в предшествующие века с учетом умерших младенцев, погибших от эпидемий и в войнах. Но мы-то не рожаем по 10 детей в семье, как раньше, и не воюем уже скоро как столетие, и чумы не было уже несколько веков. Так что средняя продолжительность жизни российского мужчины в 61 год это показатель, которым абсолютно не приходится гордиться.
Так что, извините, уважаемые терапевты. Больших успехов в кардиологии, онкологии и прочих неспешных дисциплинах достичь за последнее столетие не удалось. Поскольку, повторюсь, критерий успешности консервативной медицины один — качество жизни и продолжительность жизни.