– Уходи и больше не попадайся мне на глаза.
– Но я не мошенница!
– А кто ты?
– Эфина.
Господи, зачем он тратит время?
– Может, докажешь?
В серых глазах мелькнуло растерянное выражение.
Так он и знал. С самого начала. Собирался развернуться, чтобы уйти, когда девушка спешно выпалила.
– Мне надо, чтобы было темно… Темнее, чем здесь.
И он удивился самому себе, цинично хмыкнув:
– Без проблем. Дуй за мной.
После чего, не оборачиваясь, зашагал к ближайшему подъезду.
Здесь пахло высохшей мочой и жареным луком. И еще отходами.
Он завел ее на один пролет выше первого этажа, туда, где на стенах висели старые развороченные почтовые ящики – почти все пустые. Газеты валялись рядом, в углу, – тот, кто их принес, не стал утруждать себя лишней работой.
Дар не понимал, зачем стоит здесь. Зачем вдыхает смрад из мусоропровода, смотрит на умалишенную, которая в очередной раз оглядывает собственное тело, будто пробует почувствовать себя впервые. То кулаки сожмет, то ладонями покрутит, то зажмурится. И все что-то тихонько бормочет.
«Он здесь, чтобы убедиться, что не пропустил нечто важное». Чтобы мальчишка внутри него не взялся упрекать в том, что «Эфина пришла, а ты прогнал…»
Что ж, вот она – Эфина (не прогнал, видишь?) Пыжится, кряхтит, пытается из себя что-то состроить, но не выходит. Вот и наигралась в богов.
– Хватит, надоело. Я домой.
Он идиот. И почему-то чертовски устал. Уже будто и не до пельменей – просто поспать бы…
Дар успел прошагать вниз ступеней шесть, когда услышал натужное:
– Смотри!
И повернулся, уже не ожидая увидеть ничего, кроме того, что видел до того – придурошную, упертую, как баран, девчонку. Наверное, в самом деле сумасшедшую.
Но ошибся.
Девчонка осталась собой – верно, – но пространство вокруг нее светилось. Тем светом, который не мог создать ни телефон, ни карманный фонарик. Мерцали, как раскаленные, облупленные стены этажа и старые ящики; полыхала оранжевыми бликами скомканная и лежащая в пасти мусоропровода газета. И походил на освещенный золотыми прожекторами пол.
– Эй… Что это?
Она – девушка, имени которой он не спросил, – водила руками по мерцающему полю, собирала из него разрозненные точки. Собирала их в кучу, а заодно шептала:
– У меня мало сил, понимаешь? Человеком сложно… Один раз только увидишь.
Эти точки, походящие на светлячков, заворожили Дара более всего – одну из них он попробовал сжать в кулаке, но не вышло – она вылетела из его руки, как живая. И тогда он ощутил странную слабость. Свет в подъезде, аура сияет,… ему не кажется.
– Вот.
«Эфина» собрала все точки в одном месте, придала им форму флакона, направила ему в руки.
– Держи.
И Дар, ощущая себя участником реалити-шоу иллюзионистов, в очередной раз коснулся чего-то теплого и вибрирующего.
– Это манна. Она будет твоей… Поместишь в Жертвенные Ворота, и этого хватит, чтобы продлить…
Всполохи погасли с одновременно ослабевшим голосом. Исчез флакон, блики; газета в мусоропроводе стала (сделалась) просто газетой.
Незнакомка с белым, как бумага, лицом, оседала на пол. Неуклюже рухнула бы, не достав до стены, если бы он не подбежал, не подхватил обмякшее уже тело. В полумраке подъезда увидел, как закатились глаза и сменили цвет на синеватый губы.
– Эй, эй, ты чего? – он держал ее, опустившись на корточки, слегка потряхивал, силясь пробудить. – Очнись, ты, «эфина»…
Девчонка пребывала без сознания.
Что… Куда… Звонить в скорую? В службу спасения?
С этажа выше спустились двое парней лет шестнадцати, окинули Дарина с «ношей» острыми, как бритва, цепкими взглядами. Один из них поигрывал в ладони не то брелоком, не то перочинным ножом. Дар адресовал им вслед не менее злой взгляд – валите, мол, отсюда без вопросов.
А вот когда со второго на лестницу ступила женщину в пальто и тут же принялась охать, что «нужно срочно звонить в скорую…», он поднял «эфину» на руки и засеменил по лестнице вниз – прочь от чужих любопытных взглядов, прочь из чужого подъезда.
Девчонка дышала. В себя, впрочем, пока он пер ее на руках, как герой любовного романа, не приходила.
На него смотрели по-разному: с удивлением, с опаской, с подозрением, любопытством и даже восхищением.
Последнее, впрочем, касалось лишь малолеток женского пола.