Бердинск.
Земля.
Эмия совсем забыла, как здесь сложно – всюду чувства, эмоции, напряжение. И ты, закованный в тело – то тело, которое постоянно отрабатывает химические процессы, – вынужден быть протестированным сотню раз в минуту – поддашься ли очередному страху? Злости? Или же отыщешь в себе силу не только не испугаться, но и найти то, чем поделиться? Здесь будто океан и вечный шторм. С рождения ты маленький и чистый, но месяцы и годы превращают тебя в изношенного препятствиями и обмотанного прочной броней худосочного духа. Мол, не подходи – я уже знаю, как на тебя реагировать, я уже здесь все знаю…
Она действительно забыла. На небе не было шторма – там было спокойствие, где не нужно сражаться и пытаться выжить в бесконечной борьбе за себя самого. А здесь нелепо, ужасно, скоротечно, как в бурлящей реке, где к берегу почти никогда не прибивает. И ты все ищешь руками плот, а ногами дно, все всматриваешься в чужие лица в надежде на то, что кто-то ответит улыбкой, поделится теплотой, отогреет пониманием.
Если таких не находится – черствеешь.
Идя сюда, она не подумала о том, что Дарин, в отличие от нее, свои двадцать четыре с лишним года жил в этом шторме. Боролся за выживание, терял выдержку, терпение, надежду, силы. Кто его грел? Когда? Возможно, никто и никогда.
И потому есть шанс, что Эмии он поверить не сможет. Из-за бронебойного кокона «мне было плохо много раз» окажется не в состоянии почувствовать чудо, вид которого с рождения забыл.
Ей хотелось плакать. И это было так трогательно, так нежно.
Эфины не чувствуют боли, но она человек, и у нее в груди ныло от печали.
Сможет или нет?
Начислять баллы, сидя наверху, так легло. Ходить ногами здесь, внизу, тяжело.
Сможет или нет?
Он смотрел на правую руку так долго, что заболели глаза. Ненадолго клал ладонь на колено, пытался делать вид, что все в порядке, все, как обычно, а потом поднимал и разворачивал.
И на ней прямо под кожей снова плавали, похожие на проникших в его кровь светлячков, огоньки.
Его опоили? Одурманили?
Только он не ел и не пил.
Так устал?
Нет, так не устают.
Вывод напрашивался только один – она говорит правду. Она – Эфина. И только что подарила ему сто единиц манны.
Мозг Дарина, как упершийся четырьмя конечностями перед Жертвенными Воротами баран, отказывался поверить в «очевидное».
Что же это за светящиеся точки?
Он тер ладонь, чесал ее, пытался их поймать… Надавливал, тряс рукой, даже хлопнул ей по столу так, что дрогнул стакан и ложки.
Огоньки, как непуганые рыбки, продолжали спокойно перемещаться под кожей.
– Значит, ты… Эфина?
– Значит.
Торчала возле трансформаторной будки, как идеальная проплешина, шляпка колодезного люка. Неслись за пятиэтажкой машины – гудел вечерний проспект. Зажглись фонари.
Эмия чувствовала, как мнется Дарин, – не может ни воспринять тот факт, что она Богиня, ни опровергнуть его. И все сжимает пальцы правой руки, будто влитая под кожу манна жжется или щекочет.
– Смешно, – ему было не смешно. – У меня даже нет хорошего чая…
Наверное, ему вспоминались сказки о том, что нагрянувших гостей – ангелов, колдунов, всяческих жителей небес – следует почивать чем-то вкусным.
– И не нужно.
– И накормить тебя нечем.
Эмия повернулась, посмотрела на него тепло, добро. Улыбнулась.
– Бывает и так.
– Я… Прости, если это невежливо, но сегодня я устал. Мне лучше проводить тебя домой.
Кроткий вздох и смущение.
– Только идти мне некуда. Дома нет, документов нет… Оракул дал мне только одежду и сумку. И еще поместил туда, куда я назвала. По координатам этого места, то есть к тебе.
– Почему… ко мне?
Ему хотелось курить – она чувствовала кожей. И еще он мерз, стоя рядом с ней в одной рубахе.
– Может, пойдем в комнату и там поговорим?
(Poets of the Fall – False Kings)
Себе он постелил на полу и теперь сидел возле запасной подушки, которую отыскал в шкафу, опираясь спиной на рифленую дверцу шкафа. Свет только из коридора – в комнате темно.
Эмия сидела на кровати и говорила…