А он думал о том, что верил в то, что научился сражаться со всем: пацанами, отбиравшими у него стипендию, грубиянами, слишком требовательными шефами, лживыми друзьями. Сумел выжить в неласковом к нему мире, пережил боль от раннего крушения иллюзий, успешно гнал от себя страх скорой смерти.
А вот с ней справиться не мог – со странной гостьей. Слушал про некий Астрей, про порядки на Небесах, про ее работу, танец с роботом, и все никак не мог понять – выдумка это или правда? Пацан внутри него вдруг ожил, воспринимал каждое слово былью, но взрослый уже и рациональный Дар знал: сказок нет. Нет их.
Он так и заснул, постепенно склонившись к подушке, лежащей поверх старого матраса, – слушая про собственное фото на ее мониторе, про Оракула, про Старших, которые гнались за ней по пятам…
Глава 4
Ранним утром, проснувшись, Дарин чувствовал себя тяжелым, как мешок с песком. Усталым, невыспавшимся и таким же напряженным, как накануне вечером. А когда понял, что дерьмо, в которое он влип, оказалось, увы, не сном, а самой что ни на есть настоящей явью (свисающая с дивана женская рука была прямым тому доказательством), пулей подскочил с лежанки. Порадовался тому, что вечером лег, не раздеваясь, покинул комнату, снял с вешалки куртку, натянул кроссовки…
Серые и промозглые после холодной ночи дворы пустовали. Еще толком не рассвело, не открылись детские сады, не выгуливали сонные хозяева рвущихся отлить на остатки сугробов псов.
Он шел так быстро, как мог, чтобы не бежать. Куда? Сам толком не знал. Закрыл Эмию в квартире на ключ и теперь терзался угрызениями совести, потому что знал правила безопасности. Он на четвертом… Если пожар, ей прыгать с балкона… И шипел на себя за сумбурные, полные беспокойства мысли.
Не будет никакого пожара. Вовек не было, с чего бы ему сейчас?
Кнопки чужого домофона принялся нажимать тогда, когда ни в одном окне еще не горел свет.
– Стас? – произнес с нажимом, когда из динамика ответили сразу матерком, вплетенным во фразу про «знаешь, который час?». – Стас, это я, впусти!
И выдохнул с облегчением, когда спустя несколько секунд заплакал на весь двор сигнал открываемой двери.
Первый барьер пройден. День уже почти можно считать удачным.
– Ты чего? Случилось что?
Друг стоял на пороге и выглядел теплым и вялым, едва выбравшимся из постели. В халате, в тапках на босу ногу, взъерошенный. Из комнаты доносилось недовольное сопение и шорох простыней.
– Слышь, посмотри на одну штуку, скажи, что ты видишь.
– Ты подождать не мог? Хоть до обеда?
– Не мог.
Дар, неуверенный в том, что поступает правильно, стянул кожаную перчатку. Развернул правую руку ладонью вверх, поднял повыше.
– Скажи, что ничего не видишь? Что у меня глюки. Ведь просто ладонь?
Стас приклеился глазами к чужой конечности – уставился на нее с любопытством, как на инопланетный прибор.
– Как ты их туда загнал? Трюк что ли какой? И вообще, ради этого спозоранку… Детворе фокусы показывай.
– Стас, кто там? – донеслась из комнаты произнесенная женским голосом фраза – фраза с подтекстом «закрывай уже эту долбанную дверь и возвращайся в кровать».
– Иду!
– Значит, видишь?
Дарин чувствовал, как дерьмо засасывает его все глубже. Значит, не опоили, не глюк, не привиделось.
– Ну, фонарики. Слышь, а ты как их туда загнал?
Кажется, Стас начал просыпаться; Дар неестественно весело улыбнулся и почувствовал, как стали каменными от напряжения внутренности.
Он влип. И не стоило в это втягивать кого-то еще, но он должен был проверить.
– Хороший фокус?
– Покажи еще?
– Потом.
Он уже натягивал перчатку.
– Слышь, ты все-таки осел, что из-за этого меня разбудил. Ну, красиво, но время-то еще…
– Ладно, извини. Я побежал.
– Идиот.
– И тебе всего хорошего.
В спину ему ударил лязг захлопнутой металлической двери.
Во дворе светало.
Какие варианты? Какие у него, мать его, варианты?
Почему тогда, когда он дрался один против четверых, и то чувствовал себя увереннее, чем теперь? Почему струхнул перед помешанной девкой?
Он сидел на вросшей в снег и потому не вертящейся детской качеле-вертушке в незнакомом дворе. Чувствовал, как мерзнет от холодной металлической дуги сквозь джинсы зад, ощущал себя партизаном, которого насильно пытаются завербовать в шпиона, – не выйдет. Он найдет выход, отвяжется от нее, отыщет объяснение «фонарям» на ладони.
Дерьмо.
Как назло забыл сигареты – хотелось сплюнуть на землю.