Написать заяву в милицию? Сказать, что его преследует сумасшедшая? Пусть рассказывает свои сказки ментам, пудрит им головы и объясняет причину отсутствия в сумке документов…
Ментам – это жестко. И трусливо. Он же, в конце концов, не малолетний пацан.
Вышла из крайнего подъезда тетка, положила ключи в карман, зашагала за угол – к остановке; Бердинск начал просыпаться.
«Просто выгнать ее…»
Пусть идет, куда хочет, – он не обязан терпеть навязчивых личностей.
Может, уехать самому?
Куда? К несуществующим родственникам, поджав, как пес, хвост? Ему не к кому ехать. Не на чем, не на что, некуда – у него денег полторы тысячи рублей.
И еще этот чертов мальчишка внутри – тот самый, который так и сидел у детдомовского окна на подоконнике. Она ведь пришла, Дар? Она пришла…
– Она не пришла, – процедил вслух сквозь зубы. – Кто пришел, я не знаю, но это точно не она.
Мальчишка с ним больше не разговаривал.
– Давай, в общем… ты уйдешь.
Она смотрела на него теми самыми серыми глазами, которые он почему-то помнил – знал еще до встречи.
– Мне… некуда.
– Не мои проблемы.
Он говорил, глядя в сторону, как бездушный мудак.
«Просто отделайся от нее».
И переминался с ноги на ногу – мол, я жду, мне на работу пора.
Когда незнакомка надела пальто и повесила на плечо сумочку, глухо попросил:
– И огоньки свои забери. Манну свою. Мне не надо.
Качнулась голова. Пересекая порог, гостья остановилась.
– Отнеси их к Жертвенным Воротам. Когда придет срок. Это… подарок.
И она неслышно и невесомо протиснулась мимо него на выход. Застучали по бетонной лестнице ее каблуки.
(Skylar Grey – I Know You)
На качелях с ночи еще остался иней, но это ничуть не смущало смеющегося малыша лет трех, которого качала мать. Под ногами, не достающими до земли, застыла покрытая льдом лужа; вокруг урны деловито ходили туда-сюда голуби – изредка клевали пустую кожуру от семечек.
Эмия чувствовала себя опустевшей и обессилевшей.
Почему так? Что она сделала неверно, что сказала не так? Или, может, она просто недостаточно хороша? Некрасива?
Ее терзало непривычное чувство вины, и заглядывала в глаза обида, спрашивая, мол, давай тоже создадим кокон? Сделаем выводы, защитимся, отрастим клыки и когти, чтобы ни один придурок больше…
«Нет», – мысленно качала головой незаметная ни матери, ни ребенку на площадке девушка в бежевом пальто. Она не будет кутаться в броню, не будет за одну-единственную неудачу мстить каждому первому теперь мужчине. Она не станет делать выводов, потому что выводы – это неправильно в целом, нужно просто уметь переживать то, что есть, без обид.
Мальчик, одетый в толстую вязаную шапку и синюю дутую курточку, улыбался миру так открыто, что у Эфины замирало сердце. Она хотела бы вот так же, как эта молодая мать, смотреть на своего любимого сына, качать его на качели, отвечать на звонки любимого мужчины: «Да, дорогой, все хорошо! Ждем тебя вечером дома, уже соскучились…»
Она выбрала для этого Дара. Хотела предложить ему самое ценное, что имела, – себя, свою теплоту, любовь. Пусть ненадолго, на тридцать дней, но все же. Прожить их совместную короткую историю про «долго и счастливо» – без детей, конечно, без продолжения.
Но не случилось даже начала.
Что-то пошло не так – наверное, защитный кокон Дарина оказался слишком плотным, запертым наглухо – без окон, как говорится, без дверей. Даже без щелей.
И свет Эмии в него не проник.
Она устала мерзнуть. Ей хотелось есть, хотелось согреться. Но больше всего хотелось позволить себе обидеться и обвинить в случившемся кого-нибудь еще, но только не себя саму.
Вместо этого она поднялась с лавочки и побрела в сторону проспекта.
Место, с которого она сошла, тут же отправились исследовать любопытные и такие же, как она, голодные птицы.
Холодные пальцы, будто надеясь чудом наткнуться на завалявшуюся монетку, скребли и скребли изнутри по шелку карманов – тщетно.
Эмия пожала плечами и встала в очередь к киоску, торгующему сытными на вид лепешками с мясом – сытными они смотрелись уже на картинке, прикрепленной изнутри к стеклу, а в реальности выглядели еще лучше. В хрусткой бумаге, с запахом жареного лука, чесночного соуса и чего-то еще…
Перед ней три человека – два мужчины и одна женщина. Каждый, приближаясь к окошку, доставал из кошелька деньги, и Эмия снова и снова корила себя за глупость: она забыла сказать Оракулу про монеты. Почему-то напрочь запамятовала о том, что здесь, на Земле, они могут понадобиться.