Выскочив из палатки, Блинов первым делом обильно полил ближайший куст, с отвращением поняв, что во время беседы, несколько капель мочи все же вылились, и трусы оказались отвратительно, липко влажными.
Проигнорировав удивленные взгляды рядовых, на все еще подкашивающихся ногах пошел к служебной машине отдела — обыкновенному УАЗу-буханке, помаленьку осознавая, что только что поставил крест на своей карьере и возможно, жизни. И в то же время, истово веруя, что все сейчас поправит.
В течение последних сорока минут он подробно рассказал лейтенанту о том, ни одного осведомителя в формируемое подразделение всунуть не удалось. Но, просто на всякий случай, назвал все имена. Подробно изложил план оперативных мероприятий по дискредитации нынешнего командования Объекта и взаимодействию с "повстанцами".
К примеру завтра, пояснил майор, будет сначала организован обрыв кабеля на ТП-101, а если не выйдет или обрыв быстро устранят, то отключат централизованно, якобы по поводу неплатежей. Атака на склады планировалась под утро следующих суток.
Во время беседы Блинов испытал острый приступ эмпатии, скорее даже любви к собеседнику, так внимательно смотревшему на него своими бездонными, всепонимающими голубыми глазами. От этого взгляда кружилась голова, а тело казалось легким, как воздушный шарик. Они внимательно разобрали все известное майору. Затем Блинов все тезисно записал в прошнурованной рабочей тетради и наговорил на диктофон, трогательно заботясь, чтобы емкости микрокассеты хватило.
Теперь, удобно устроившись в машине, майор испытывал смешанное чувство любви и гордости. Гордости за то, что он оказался ценен сам по себе, как личность. За то, что Виктор, узнав все, что ему было необходимо, не отбросил Блинова с дороги, как бесполезный мусор, а наоборот попросил помочь и оказал доверие. Доверие, за которое следует платить любовью и преданностью. Майора теперь волновало одно: сможет ли он сделать все порученное наилучшим образом.
…
Многочисленных обывателей переживающей не лучшие времена страны волновали значительно более приземленные вещи. До недавнего времени основной проблемой было заработать себе на хлеб насущный. Теперь к ним прибавилась еще одна задача: выжить.
Что в предгорьях, что в самом центре страны, люди почувствовали: жить стало опасно. Любая сволочь с корочками и при оружии или просто при оружии может сделать с тобой и твоими близкими все, что угодно.
Дочку, сестру, жену, любимую могут насильно засунуть в лихо подъехавший к тротуару автомобиль, и все. Ее больше нет. Счастье, если просто изнасилуют и отпустят.
Мужчину по малейшей прихоти новых хозяев жизни могут избить, зарезать, просто пристрелить или как полтора века назад посадить в земляной зиндан, пахнущий болью и нечистотами.
Осознав реальность, можно накатить стакан-другой и расслабиться, в надежде, что пронесет. Можно поверить в чушь, что несется из зомбоящика, как в святое откровение. Можно каждый день, засыпая, смотреть в отблески от фар на беленом потолке, и молить Господа о воздаянии.
Но ведь есть и другие варианты, правда? И отдельные (не будем показывать пальцем!) граждане решили, что самое время что-то продать и приобрести оружие. В строгом соответствии с Заветом и Законом, если кто в курсе.
Лихое время первоначального накопления капитала выбросило на улицу массу людей, дружащих с руками и головой. Одним из них был Юрий Иванович Светличный, руководивший инструментальным цехом крупного завода лет двадцать, или чуть больше. Солидный, уверенный в себе мастер, который, даже подыхая с голода, никогда бы не пошел торговать трусами, биодобавками или катать тележку на оптовом рынке.
Найти работу по специальности, если тебе за пятьдесят? Нереально. Если почитать объявления, абсолютно всем работодателям необходимы специалисты лет до тридцати со стажем работы по специальности, превышающим возраст. И вдобавок, куча рекомендаций, которых Светличному было взять просто негде.
Вся его жизнь прошла на том самом заводе, цеха которого превратили в супермаркет с издевательским названием "Солнечный рай".
К тому же, не делать оружие он не мог. Платят за это, или не платят.