Выбрать главу

— Не получится! — вступил в разговор Павел Иванович. — Тут так: началось с того, что одному лейтенанту здорово не понравилось творящееся в округе. Собрал он митинг в Грибовке, и понеслись души наши в рай с того момента — ни отступить, ни остановиться.

— Ты к чему это?

— К тому, что малое зло он сразу пресек. А большое — нетронуто живет. За лесом, за холмом, за полем, за морем — как в сказке. Потому, если остановится, то тут всем нам и конец. Сразу-то конечно не тронут, а потом точно конец.

— Что, посадят?

— Убьют, чудак-человек. А будут ли для этого сажать — то дело десятое. Часто достаточно на трое суток арестовать — и нет человека. А можно и вообще не арестовывать, просто под поезд сунут, или еще чего. Командира, конечно, первого. Но и нам несладко придется. Понимаете?

Присутствующие пригорюнились. По всему выходило, что однажды выбрав бой за право быть человеком и спокойно жить дома, они вступили в войну. На неизвестный срок и с неизвестным исходом. Кто-то про себя припомнил модного одно время писателя, который от имени своего героя выражался в том смысле, что впереди столетие необъявленных войн, и контракт подписан на весь срок. Такая перспектива не нравилась никому.

— Так получается, дядь Паш, что нам теперь без остановки до Москвы страну чистить? — озвучил очевидное всем остальным самый молодой.

На неразумного покосились, и уточнили:

— И Москву — тоже.

Успевший повоевать еще при Советской Власти, Павел Иванович вполголоса сокрушался на свою хромую судьбу:

— Оказалось, правду старики говорили, хоть и не верил совсем. Кого война поцелует, тому потом без нее и пресно, и тошно, хоть плачь. И вишь ты, на старости лет опять привелось.

Бывшие изгои, бывшие обреченные на заклание лишние граждане, бывший электорат, бывшее безгласное податное сословие сидело у костра. В бархатно-черное небо, к звездам, улетали искры от трещащего в огне дерева. Они знали: в любой момент может быть дан приказ идти в ночь. Будут бои, в любом из которых их души могут так же, как искорки от костра, без следа кануть в черной бездне небес.

Такой исход не пугал никого — став воином, вдруг понимаешь, что жизнь настолько коротка, что в ней просто нет времени на страх и сомнения. Холодное железо, взятое в руки бывшими обывателями, меняет суть своих хозяев.

Оружие, применяемое не для того, чтобы силой вырвать из мира золотой на бархат или гроши на пьянку, но для защиты малых сих, закономерно создает новую аристократию.

Следует понимать, что автор употребляет слово "аристократия" не так, как его понимает большинство: "привилегированная благодаря происхождению группа", а в исходном, еще не искаженном смысле: "имеющие решающий голос лучшие представители общества".

Те, кто из сидящих у костра, выживут, сохранят душу, уберегутся от искушения разменять власть оружия на сонное спокойствие благополучия, ей и станут. Они разговаривают о своем, пьют горький чай, думают о близких, и еще даже не представляют, какими будут их судьбы. Судьбы новой аристократии новой страны.

Многие из них не раз вспомнят Киплинга, который, не размазывая кашу смыслов по тарелке бытия, сказал прямо, четко и грубо:

Корона — дерзновенному, скипетр — смельчакам! Трон — тому, кто говорит: Возьму и не отдам.

Так было всегда, и пребудет вовеки: уверен в своих силах — иди и возьми. Закон, обосновывающий содеянное, придумают обязательно.

Глава 18

Можете представить себе мертвый город? Нет? И правильно, даже стертые бомбежкой с лица земли до подвалов, города долго не умирают. Некоторые не умирают никогда. Города очень живучи, и каждый имеет свой характер. Душу, если угодно.

Население никогда полностью не покидает даже развалины, а уж вполне исправный город, который всего лишь взяли в кольцо и лишили электричества — да никогда в жизни! Всегда найдутся не желающие уходить фаталисты, всегда будут любители прибарахлиться брошенным добром и те, кого властно держит долг, месть, самолюбие, нерешенные дела или что-нибудь еще.

Теперь представили? Брошенный людьми, блокированный ополчением, обесточенный, но не умерший до конца город. Кое-где видны черные проплешины пожаров, не убраны улицы, но то тут, то там можно заметить дымок или промелькнувшую по улице тень.

В президентском дворце жизнь не останавливалась ни на минуту. Пусть не работает водопровод, забита канализация. Но во дворе горит несколько костерков, приходят и уходят группы вооруженных людей. Но если приглядеться, можно заметить, что у некоторых из них в глазах поселилось безразличие. Многие маются желудком. До вспышки чумы или тифа — бича брошенных городов — полшага.