Относительно цензурными и ласковыми в ней были разве что такие выражения, как "драные мартышки" и "сраные пи@арасы". А в конце он сказал:
— Здесь и сейчас боевики превосходят нас в численности в пятнадцать раз. Просто дождаться помощи мы не сможем. Но если нам суждено здесь лечь — пусть каждого из нас найдут задохнувшимся под кучей вражеских трупов.
Давайте покажем, как умеют умирать русские бойцы и русские генералы! Не подведите, сынки…
Дальше был страшный, жуткий бой, в котором из ополченцев осталось в живых всего лишь одиннадцать человек. Примерно та же картина была и у армейцев. До того боя во взводах было не более двадцати человек, а после осталось — не более трех.
Один из солдат, переживших тот бой, потом вспоминал:
— Когда они прорвались в расположение, дело дошло до гранат, которых оставалось мало. Стало ясно, что нам всем конец — и тогда я увидел настоящих русских людей. Страха уже не было. Была какая-то весёлая злость и отрешённость.
В голове осталась одна мысль: "батя" просил не подвести". Раненые сами бинтовались, сами обкалывались промедолом и до последнего продолжали бой.
Мы дрались вместе с ополченцами. Их вел в бой капитан с орденом Красной Звезды. Кто он такой, мне рассказали потом. И в какой-то момент я услышал его команду "примкнуть штыки". Что? Да, патронов было уже мало.
Дальше помню урывками. Во-первых, оттого, что все происходило быстро. Во-вторых, подробно такое вспоминать по доброй воле не станешь. Было, выжил. И ладно…
Не надо просить меня вспомнить, я действительно помню лишь обрывки. При этом, они малоприятны. Например, в памяти отложилось, как бородатый ваххабит промахнулся, стреляя по мне с трех метров, и как много в нем оказалось крови.
Затем мы с вайнахами сошлись в рукопашной. Люди, в которых, не осталось ничего человеческого, стреляли в упор, резали ножами, проламывали черепа, ломали кости прикладами и арматурой, душили друг друга скользкими от крови руками. Они побежали. Мы сломали их, понимаете?!
В противостоянии двух характеров — кавказского и русского, наш оказался твёрже. Именно в тот момент я понял: твёрдый стержень в нас есть, его нужно только очистить от налипшего дерьма.
Пленные, глядя на нас, даже не скулили — выли от ужаса в голос и валили в штаны. Потом зачитали радиоперехват — по радиосетям боевиков прошёл приказ: "ополчение, разведчиков из 8АК и спецназ ВДВ в плен не брать и не пытать, а сразу добивать и хоронить как воинов". Мы очень гордились.
С тех пор я наблюдаю и стараюсь брать на заметку всплески русского характера. Динамика изменения, в принципе, приятная, но до полного пробуждения ещё очень и очень далеко.
В тот день армия фактически побраталась с ополчением. Дальнейшее было предопределено. Люди в форме, как это всегда случается на войне, задавали себе и другим вопросы о том, кому потребовалось творящееся в стране безумие.
Но вместо обычных отговорок и бессмысленной демагогии, в этот раз они получали точные, развернутые, аргументированные ответы. Перед ними предстала голенькая, слабо улыбающаяся, дрожащая от нестерпимого стыда Истина.
Знание для немногих стало достоянием десятков тысяч крепких, здоровых и крайне разозленных мужчин.
Первый вопрос, которым задавались люди, был, чаще всего, таким: — И все-таки, ну почему?! Почему все рухнуло в одночасье?! Почему 280 миллионов рассудительных и сильных людей позволили сломать свою вполне благополучную жизнь? Не было ни репрессий, ни голода, ни жутких несправедливостей. Мы же имели работу, ездили в отпуск на Юг, получали бесплатные квартиры. Почему теперь инженеры у метро с энтузиазмом торгуют сигаретами и прочей мелкой розницей, словно беспризорники в НЭП?
Ответ был обескураживающе прост:
— Известно: "избалованные массы настолько наивны, что считают всю нашу материальную и социальную организацию, предоставленную в их пользование наподобие воздуха, такой же естественной, как воздух, ведь она всегда на месте и почти так же совершенна, как природа". Если кому интересно, был такой испанец, Ортега и Гассет. Он и сформулировал.
Два поколения советских людей выросли при полной иллюзии отсутствия угроз и опасностей. Иллюзию эту внедрили глубоко, чтобы при случае ей воспользоваться.
Советский человек считал смешными и нереальными угрозы, в среде которых живет человек на Западе: войны, безработица, безденежье, невозможность получить образование, бедность, бесправие. Все это люди с удовольствием вытеснили из своего сознания. И стали беззащитны.
— И это все?
— Нет. Еще русский человек во все времена верил в Святость Слова.