Мы потеряли свое главное преимущество — доверчивого зрителя, для которого реальный мир казался гораздо менее истинным, чем его экранное отражение.
Аппаратчик задумчиво выбил дробь на полированной поверхности стола.
— Господа, а нет ли у нас способа доказать, что методы, при помощи которых создавались структуры автономии, их пропагандистские технологии, способы подготовки и воспитания ополченцев имеют характер значительно более изощренной манипуляции, чем наши?
— Попробовать, конечно, можно, — задумчиво высказался директор Второго канала. — Только вот, шансов мало.
— Поясните!
— В автономии возрождено идеократическое общество. Примерно такое, каким был Союз в его самые лучшие годы. Как известно, идеократические сообщества манипуляцией не занимаются, они прямо и открыто объясняют свои действия и цели.
Плохо еще и то, что свалившаяся нам на голову идеократия уже привита от классических способов скрытого воздействия. Они жестко поделили мир на своих и чужих и просто не способны доверять информации извне.
— А нельзя ли представить этого… Вояра неким новым фюрером, рвущимся к власти? Поддержка промышленников в этом случае нам только в пользу. Ведь у обывателя в мозгах устойчиво сидит стереотип: фюрера привели к власти промышленники.
— Во первых, фюрер уже мало кому интересен, его демонический облик заслоняют кошмары сегодняшнего дня. Во-вторых, слишком много последнее время пресса писала об успехах, достигнутых экономикой Германии в 1933-39 годах. Так что эффект может получиться обратный.
— А хоть бы и фюрер, — подумают многие, продолжил директор TV-2. — Все лучше нынешнего бардака. В смутные времена вообще резко усиливается притягательность образов диктаторов и самодержцев. Так что, как бы хуже не сделать.
Никто не забыл, сколько после крушения Союза осталось членов партии? Комсомольцев? Фактически, приверженцев религиозного культа, пусть и не слишком ревностных.
На глазах старых коммунистов, их коллективное детище было прикрыто как забегаловка, где слишком сильно расплодились тараканы, по чисто социальным соображениям. Власть решила вернуть на место Церковь. А зря.
Нет, мы все понимаем, что религия усиливалась ровно в той же мере, в которой слабела партия. Мы помним, что сила культа личности Вождей и культ партии были сильны ровно в той мере, в которой ими оказывалось давление на конкурирующие культы. Стоило ослабить давление, и все рухнуло. "Красная церковь" пала не в смертельном бою с врагами, покрыв себя неувядаемой славой, но сгнила изнутри, оказавшись сборищем казнокрадов и карьеристов. Оказалось, что сражаться за нее не стоит. И словам, сколь бы они ни были красивы, веры не стало.
Бывшие коммунисты, когда-то составлявшие наиболее активное ядро социума, замерли в смертельном оцепенении. "Что воля, что неволя.." Вылезшая, аки гад из-под коряги, КПРФ, воспринималась как утонченное издевательство над еще живыми коммунистами и памятью о тех, кто ушел. Коммунистическая партия без культа, без ритуала, без претензии на сакральность. Одна из ряда сборищ парламентских говорунов, всего лишь. Коммунистами, верными идее, демонстративно пренебрегли, отказав в репрессиях и последней, отчаянной схватке. Так было получено пассивное согласие общества на самоубийственные перемены.
Предположить, что кто-то способен разорвать порочный круг, было невозможно. Такой расклад никак не вписывался в расчеты политологов и их милые, детальные, но безнадежно-линейные модели развития.
Предположить, что найдется лидер, готовый бестрепетно взвалить на себя груз единоличной ответственности за все, они не могли. Молодой человек в выцветшей полевой форме, способный не только повести за собой людей в яростную штыковую атаку, но и выйти из нее победителем, оказался неучтенным фактором, сломавшим игру.
Тупая подстановка православия, опорочившего себя еще перед Революцией на место значительно более гуманной и чистой идеи коммунизма, оказалось не только идеологически ничтожной. Идеологи не учли самого главного: подобного рода рокировки, по определению, ОБРАТИМЫ. Ибо числятся по категории автоколебательных процессов с внешним побуждением.
И маятник качнулся назад, будто секира, калеча подвесивших его недоумков. Оказалось, что в стране слишком много "святых мест", память и дух которых не уничтожить и через столетие.