Стремительно разворачивающиеся события все чаще оказывались похожи на иллюстрации к учебнику по прикладной культурологии и психологии массового сознания. Чем большей властью обладал РВСР, тем свирепее пытались его отдельные члены изменить расклад в свою пользу. Написанная однажды в школьном сочинении фраза: "Стрела из-за портьеры и яд в бокале, поданном лучшим другом, всегда оказываются страшнее пуль на Аркольском мосту" уже не казалась поэтическим преувеличением, а выглядела просто как унылая констатация факта.
— Я действительно никогда и никому не смогу объяснить, что власть мне без надобности, — обреченно думал Вояр. — А ведь она мне, действительно, без надобности, гильбертовы пространства куда как интереснее, но увы… Особенно — теперь.
Здесь, как и везде: вход — рупь, а выход — кило бриллиантов. Ни уходить, ни погибать теперь нельзя. Соратники тут же вцепятся друг другу в глотки, они же все — доминанты, они по-другому не смогут… Их надо держать в кулаке, и держать жестко, иначе все пойдет вразнос. Они же талантливы, они лишены страха и уже разучились отступать. Если выпустить из рук вожжи, такого наворотят…
Перспективы, при ближайшем рассмотрении, были вполне очевидными. Максимум через полгода Реввоенсовет станет в стране верховной властью и примется по одной возвращать бывшие республики. Это было очевидно и не вызывало сомнений.
Столь же очевидно было, что обкатанные сценарии Великой Французской Ревоюции и Великой Октябрьской Революции повторятся с незначительными поправками на местные условия.
Анекдоты о штурме Бастилии и Зимнего в любой момент готовы к пересказу с поправкой на местную специфику. Сколько во Франции вылезло претендентов на памятный знак для участников штурма Бастилии? Несколько тысяч. А сколько человек рассказывало о своем участии в отчаянном штурме Зимнего и ведрах пролитой крови? Еще больше! Из них, наверное, с легкостью можно было бы сформировать полнокровную дивизию.
— Если не корпус, — проворчал внутренний скептик.
— Ложь и легенды, выпячивающие роль одних и преуменьшающие — других? Да уже, причем, сколько угодно! — раздраженно отмечал Виктор, просматривая прессу.
— И дальше будет еще больше, — каждый раз уныло констатировал вечный внутренний оппонент. — Ты же знаешь, много раз говорилось: революции пожирают своих детей.
Сначала потому, что самыми активными были те, кто умеет только разрушать. И закономерно настает момент, когда пыл их надо несколько поумерить. А они — не хотят! Они — яркие, веселые, смелые люди. У них много сторонников. Таких же любителей бесконтрольного насилия и абсолютной власти над чужой жизнью, которые рано или поздно срываются с катушек. И всех этих веселых и храбрых людей приходится зачищать, ибо они просто мешают жить всем остальным. Короче говоря, первыми в распыл пойдут самые "пламенные". Что будет потом, тоже понимаешь?
— Да как не понимать, — скривился, словно от горького, Виктор. — Читано, писано. "Веселые люди, смелые люди, вспарывающие друг другу животы в смертельной схватке за обладание пулеметом".
— Ага, — согласился внутренний скептик. — После твоей, "безусловно насильственной смерти". И, как в старые времена, в ход пойдет все: "стрела, свистнувшая из-за портьеры", стилет под пятое ребро, яд в чаше вина, поданной лучшим другом. Если ты, Витя, от всего этого увернешься, то непременно станешь параноиком. Вот и выходит, что Большой Террор — прямо таки непременная принадлежность любой серьезной Революции. И погрязшая во взяточничестве и казнокрадстве Директория в конце. Как закономерный итог.
Осознание, что плодами Революции, как всегда, воспользуются шакалы, бесило не на шутку. Как и то, что из классического сюжета просматривались исключительно классические, многократно обкатанные историей выходы.
— А если идти с другого конца, предположив, что сейчас мы как раз заняты разгоном Директории? — думал Виктор. — И тогда получается ничуть не лучше. Гвардейцы разгонят продажных дельцов и власть свалится в руки, словно перезревший плод. Это — нестареющая классика, "караул устал". Параллели прослеживаются и там, и там. Только в одном случае — Мюрат, а во втором — матросики. Но в общем, не суть важно.
Важно — другое! В любом варианте неминуемо оказываешься рабом ожиданий тех, кто вознес к вершинам. Конечно, будут еще славные денечки! Да и были уже, что греха таить. Тулон, точно уже был. Просто у меня он чуть по-другому назывался. Хотя, чем слово "Солжа-Пале" хуже слова "Тулон"? Да ничем, пожалуй…