А в церкви уже отзвонили и в первый и во второй раз. Прихожане слышали о приезде нового учителя, и, конечно, все ждали, что он в качестве гостя споёт сегодня «Херувимскую», а потому толпы народу валили по улице. Едва заслышав колокольный звон, старики выбили свои трубки, сунули их за голенища сапог, перекрестились, отдали последние распоряжения домашним и, опираясь на палки, с достоинством направились в церковь.
Народ устремился к обедне, и вся улица запестрела цветами. То в одном, то в другом дворе распахивается калитка, появляется новый букет и сливается с толпой, а толпа, чем ближе к церкви, тем всё многолюдней и гуще. Впереди, беседуя на ходу, важно шествуют мужчины, без трубок в зубах, но с палками в руках, а жёны и дочери семенят за ними. Жёны держат свёрнутые треугольником платочки; бабушки обворачивают в такие же платочки букетики базилика, чтобы отломить по веточке молодым, когда те целуют им руку, а они их в щёку; девушки несут зонтики, охватив их посредине платочком, чтобы не испачкать. В церковь идут неторопливо, степенно — помолиться богу, потолковать о том о сём, посидеть маленько в ограде и поглядеть на женские наряды. Впрочем, кто назовет, кто раскроет причины, почему народ по воскресеньям круглый год ходит в церковь? Однако на этот раз была совсем особая причина: старухи шли, чтобы послушать нового учителя, а девушки — чтобы поглазеть на него. Только старая гречанка Сока отправилась нынче в церковь вовсе не с целью лицезреть и слушать нового учителя, а ради собственного внука Савицы, который в нынешнем году уже дважды радует свою бабушку: месяца три тому назад, когда впервые надел брюки, и сейчас, когда впервые собрался читать «Апостола»! Две недели подряд бабушка, такая старенькая, по памяти проверяла, как внук читал «Апостола». Мечтала она и молила бога только о том, чтобы сподобил её дожить до этого дня, — потом уже можно спокойно закрыть глаза. Впрочем, зять её, Палчика, отец маленького Савицы, утверждал, будто бабушка только так говорит, а на самом деле у неё вечно находятся отговорки и доводы, чтобы как можно дольше застрять на нашей грешной земле. В давние времена она мечтала дождаться первого внука — старшего, и притом намного, брата Савицы. Когда родился Гавра, рассказывал Палчика, бабушка воскликнула: «Слава богу, дождалась внучка, теперь буду просить господа, чтобы не брал меня к себе, пока не сошью внуку штанишки». А сшив штанишки, она опять стала говорить: «Эх, дал бы мне господь бог увидеть его подмастерьем». А когда Гавра стал и подмастерьем, она опять за своё: «О господи, ещё бы протянуть денёк-другой, нужно ведь бабушке оженить его как полагается!» Дождалась и этого старушка — женила Гавру: тут она оставила его в покое, точно никогда и на свете его не бывало, и обратилась с мольбою к богу, не сподобит ли он её увидеть среднего внука Джуру хозяином собственного магазина. Ну, дождалась и этого. А теперь взялась за самого младшего внука, Савицу, и ждёт не дождётся, чтобы оженить его. «Вот увидите, — уверял Палчика, — я человек невезучий, переживёт она всех нас, оженит Савицу, сошьёт штанишки и правнукам, а по завещанию, пока она жива и всем владеет, нельзя ничего ни продать, ни разделить. Ни в какую не желает бабушка умирать!» Так приблизительно жаловался Палчика своим приятелям, а бабушка — здоровёхонька, как всегда, ходит в церковь на утрени и вечерни, молебны и похороны; собралась и сегодня, тем более что её Савица намеревается прославить их род.
Все ушли, остались по домам только редуши[33] — готовить обед, большей частью, конечно, старушки. Они и дома помолятся богу; когда заблаговестят к «Достойно», встанут, перекрестятся и прочтут «Отче наш» или «Верую», перескакивая, разумеется, с пятого на десятое, но всё же до конца.