«Дорогие и уважаемые собратья,
Я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения – распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во-вторых, это мне доставило честь и большое удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне, но все же глубоко мною уважаемых».
Но не все было так просто!
В 1902 году имя Толстого опять появилось в списке номинантов. Теперь за него хлопотали несколько уважаемых литераторов из Франции. Выдвинули его и в следующем году…
Лев Николаевич немного нервничал, но до какого-то времени Нобелевский комитет его игнорировал. Потом к продвижению отечественной литературы решили подключиться на родине писателя, и в 1906 году Российская академия наук выдвинула Толстого на Нобелевскую премию. Лев Николаевич не ожидал такого подвоха, но публично отказываться ему было неудобно. Он написал другу, писателю, переводчику его работ на финский язык Арвиду Ярнефельту. Видно, что послание сочинено спешно и в несвойственной ему манере:
«По словам Кони, может случиться, что премию Нобеля присудят мне. Если бы это случилось, мне было бы очень неприятно отказываться, а поэтому я очень прошу вас, если у вас есть – как я думаю – какие-то связи в Швеции, постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии. Может быть, вы знаете кого-то из членов, может быть, можете написать председателю, прося его не разглашать этого, чтобы этого не делали».
Времени было мало, до оглашения результатов оставалось всего три недели, но Ярнефельт сделал все, чтобы помочь графу. Он перевел письмо Толстого на шведский язык и отправил его в Стокгольм, в Нобелевский комитет. Там с пониманием отнеслись к просьбе писателя и решили не принимать во внимание документы из Российской академии наук.
Лев Николаевич был очень рад, хотя для решения вопроса и пришлось использовать знакомства. О том, что думала на этот счет Софья Андреевна, история умалчивает.
Алкоголь в Российской империи
Если начинать разговор об алкоголе в Российской империи, то, конечно, в первую очередь придется говорить о водке: она – спиртной напиток № 1 для большинства граждан.
Самое важное, что нужно сказать, – то, что в России с 1894 года существовала винная монополия. Государство практически полностью контролировало производство горячительных напитков и получало доход с их продажи. И большой доход: в 1913 году 26 % поступлений в бюджет обеспечивала винная монополия – причем не от акцизов и налогов, а непосредственно от продажи водки людям. Следующей по доходности была железнодорожная монополия, которая тоже принадлежала государству.
Зачем вообще решили организовать винную монополию? С 1860-х годов до 1894 года в империи действовала акцизная система, примерно такая же, как сейчас. Частные предприятия производили алкогольные напитки, платили акциз, бутылки обклеивали акцизными марками, и после этого спиртное можно было продавать в магазинах, трактирах и ресторанах. Для продажи заведению нужно было купить лицензию, и ограничения были совсем небольшими: в частности, нельзя было торговать алкоголем в воскресенье до окончания церковной службы. Были и требования к обстановке внутри магазинов: например, нельзя было устанавливать там столы и стулья.
Акцизная система приносила прибыль, но не все было гладко. Во-первых, производители были заинтересованы в том, чтобы делать как можно больше алкоголя, и правительству это не нравилось. Во-вторых, ставка налогообложения была не очень высокой, а повысить ее было трудно – мешало промышленно-торговое лобби. Рыночные отношения привели к тому, что победил самый дешевый способ напиться. Все пили водку, которая полностью вытеснила с рынка и пиво, и вино. Проще было все переделать, чем изменить положение вещей к лучшему.
Полностью поменять систему решил Сергей Юльевич Витте, человек обстоятельный и решительный. Государство тогда долго запрягало, никуда не спешило и, пока еще страна не вошла в турбулентный режим, организовывало дела толково и грамотно: винная казенная монополия – своего рода организационный шедевр тогдашней власти.
Самое необычное заключается в том, что государство монопольно устанавливало цены, по которым закупало спирт у частных производителей. Задачи были хитро распределены между государством и частниками, а система в целом – очень тонко настроена.