- Где ж ты, милый, так застудился? - Вера Ивановна покачала головой.Надо же... Ты пока, чем кашлять без толку, чайку попей. А я таблеток пойду погляжу, может, завалялись.
- Не надо! - сказал Хромов, слишком резко сказал.
- Смотри...- Вера Ивановна окончательно поняла: лихоман. И как ни в чем не бывало включила чайник.
- Таблетки без толку... бронхит... травматический...
- А ты чего застыл? - Вера Ивановна обернулась к Бабкину.- Иди углем занимайся!
Бабкин вышел.
- Бронхит не знаю, а кашель батюшка лечит. Ты чего измок-то так?
- Пока искал... А тут эта... Бука ваша...
- Да я не расспрашивать, я к слову... Переодежу, говорю, надо, раз болеешь. Зовут-то как?
- Александр.
- Саша, значит. Такой с виду здоровый! Давай-ка я тебе, Саша, рюмочку налью, чтоб не расхворался. Для сугреву.
- Если можно,- кивнул Хромов и покраснел.
- А почему ж нет? - усмехнулась Вера Ивановна, протирая пальцами граненую рюмку. И снова подумала: не знает он про банку.- У престола Божьего все можно верующему человеку. Ты, Саша, верующий?
- Крещеный,- кивнул Хромов.
Вера Ивановна достала из буфетного брюха бутылку кагора.
- Никто не пьет, бутылка аж пыльная стоит.
- Ох, ох... Один вино пил, другой вино пьет...- нараспев забормотала Шура, уверенная, что ворчит про себя.- Сказать батюшке...
- Ты поди! Спиной сидит, а углядела, шпион подколодный! - Вера Ивановна от возмущения топнула - половица под ее ногой сыграла. Шура испуганно обернулась.- Како-тако вино? - наступала на нее староста.Лафитничек плеснули человеку!.. Что ж ты, Шура, такая нехорошая? А? Расселась здесь со своими рубцами!.. Здесь питание! Иди к себе. Закройся и сиди. Вон яблоко возьми - похрустеть от скуки. И на ведро больше не ходи, в туалет ходи. Тут мужчины. Нечего лениться, не зима.
Шура неохотно встала, свирепо зыркая на старосту и гостя, собрала свой узелок, сунула туда два яблока и, не переставая бухтеть, ушлепала в дальнюю комнату.
Хромов, отключившись, медленно ел.
- Есть кто? - раздался в прихожей ветхий полушепот.
- Что есть, что нет - все едино. Заходи, баба Груша, чайку попей.
В трапезную, с трудом осилив высокий порог, вошла Груша, крохотная, чуть выше стола, в валенках, в двух платках, в телогрейке, подпоясанной фартуком.
- У тебя какой чай, с хоботом? - спросила она как бы незаинтересованно, подсаживаясь к длинному трапезному столу.
- Может, поздороваешься с человеком?
- Который? - Груша завертела головой, заметила Хромова.- Здравствуйте вам!
- Как дочку спраздновали? - Вера Ивановна пододвинула гостье высокую чашку. Она стараясь вести себя как можно свободней - будто и не случилось ничего.
- Куда такую тяжесть, бокал дай.- Груша отодвинула чашку.- Хорошо было, зять высказывался...
Вера Ивановна поставила перед ней стакан.
- Этот без ручки,- просипела Груша, отодвигая стакан. Она высмотрела на столе детскую чашку, клейменную "Елочкой", выскребла из нее присохшие опивки.
- Груш, а у Толяна Маранцева отца-то вовсе не было?
- Почему? Было. Тут военные до войны стояли. Наши девки им давали. Толян-то от военного. Арина Маранцева потом еще девочку родила, а потом чего-то он ей не понравился, военный, она его прогнала. Очень уж мужик толстый был. Как Петров. Куда такой... К тебе милиция приходила?
Хромов перестал жевать.
- Делать нечего, вот и шастают, людей теребят! Если убег, разве он по деревням пойдет себе на погибель? Он в кустах сидит, волосья ростит, их же налысо бреют.- Вера Ивановна налила Груше чаю.
- Крепкий больно, спать не буду.
- Спать она не будет! - хмыкнула Вера Ивановна, подливая кипятку.Лишний раз Богу помолишься! Внучка-то вышла замуж?
- Не берет никто,- дуя в чашку, прошелестела Груша,- в очках, может, брезгуют. Программу "Время" надо не упустить.
- Давай иди тогда, опоздаешь.- Вера Ивановна выбрала из корзины две буханки черствого хлеба.- На вон корки - козу поморочишь. Расшеперивай фартук...
- "Геркулесу" козляткам надо,- просипела Груша.
- А манны небесной им не надо?
Не успела Груша уйти, из дальней комнаты снова выползла Шура.
- Нет чтобы картошек сварить с огурцами... щей с грыбами... Ходят, обедают... Будто столовая... Вы надолго к нам или поедете? - жмурясь в улыбке, как китаец, спросила она Хромова.
Вера Ивановна покачала головой.
- Куда ж ты, Шура, на ночь глядя гостя гонишь? Уйди, от тебя человек кушать не может.
Хромов проводил нищенку виноватым взглядом.
- Чего же, пускай...
- Нечего ей тут... Кто знает, может, и не глухая вовсе, из зла придуривается. Теперь так: завтра служба. Могут рано приехать.
- Во сколько?
- Батюшка, бывает, и с утра прибежит, если с кем договорился. Он мне не докладывает.
- Утром уйду,- глухо сказал Хромов.
- Утром тебе, Саша, что прогулка, что тюрьма! Понял?
"Так,- устало подумал Хромов,- все знает".
Вера Ивановна прикрыла дверь в прихожую.
- Люди тебя, Саша, видели: Груша, Шура, кочегар наш... Ты мне одно скажи: за что посадили?
- Ни за что.- Хромов вяло махнул рукой.- Таракан один стрельнул. С перепугу. В спину. А на суде сказали: я с топором напал, а мент мне в грудь стрелял. Как при нападении...
- Так по дыркам же видно, куда влетел, откуда вылетел! У меня муж покойник весь пробитый: куда залетела пуля - поменьше дырка, откуда выскочила - побольше.
- Вот они и сделали побольше,- сквозь зубы сказал Хромов, откусывая сломавшийся ноготь.- Расковыряли на операции...
- Ну-ка покажи.
Хромов расстегнул рубашку и показал шрамы: на груди под соском и на спине под лопаткой - здоровенный, с выбоиной, жомканый.
Вера Ивановна покачала головой.
- Умники...
- Я им говорю на суде: разрежьте меня еще раз - внутри-то видно... Я ж до суда не знал толком, думал, разбираются. Очнулся в Склифосовском. Лежу в палате. Домой надо, жена ждет. Приподнялся, а рука к койке прикована, и мент сидит. Думал, пока следствие, потом отцепят... А они уж все придумали...
Вера Ивановна налила ему еще рюмку.
- Коммунистов, Саша, не пересудишь. Навидалась я ихней справедливости.
- А поп у вас как?
- Батя-то? - усмехнулась Вера Ивановна.- Батюшка у нас шустый: в храм войдет - лампадки тухнут.
- Валить надо,- пробормотал Хромов, глядя в стол,- заложит.
- Не заложит! Какой же он тогда священник? Оставайся. Тебе обогреться нужно...
- В Москву надо... Там мужик один... Академик Сахаров...
- Врач?
Хромов помотал головой.
- Не-е... Бомбу выдумал.
- На кой он тебе? Тебе бы спрятаться... Или в газету сказать... А военный хуже нет. Сдаст властям.
- Да нет, свой это. За права борется. Тоже сидел...
- Ты, Саша, слушайся меня. Говорю - оставайся, значит - оставайся. Вовка! Погляди переодежу ему. Мокроту сменить. И спать положи в котельной. Чего смотришь? Потеплее там. Простыл человек. Что-то я совсем с вами задурилась, болтаю больше, чем молюсь.
И, выдворив Бабкина с лихоманом, Вера Ивановна стала молиться с возможным тщанием. Отмолившись, она крикнула Шуре:
- За людьми не надзирай! Здесь я начальница! Спала и спи, а то в богадельню сдам!
И, засыпая, Вера Ивановна с удивлением отметила уплывающим сознанием, что страх за спрятанную черную кассу впервые, как перепрятала деньги, прошел. Как будто больной лихоман из котельной присматривал за ними и оберегал.
7
На следующий день Петров по случаю предстоящей завтра Казанской Божьей Матери надел новые шерстяные перчатки и каракулевый пирожок. У калитки он замешкался, какой стороной повесить фанерку: "Я дома" или "Я на работе". Ни та, ни другая его не устраивала. Он раздраженно швырнул фанерку в кусты.