- А не надо пятить у родного отечества,- рассудительно сказал Толян, появляясь неизвестно откуда.- У государства не воруй. Клиент созрел - его и щупай. Да, баба Шур?
Шура топталась возле паперти, ждала батюшку. В дареной старой шубе из черной синтетики она мерно прохаживалась, заложив руки за спину. В шубе, в войлочных сапогах на "молнии". Степенная.
- Баба Шур! - крикнул ей в ухо Толян.- Хочешь, песню спою? Как по быстрой речке плыли две дощечки, ах, еж твою медь, плыли две дощечки! Ништяк?
Из уборной вышел Александр Хромов и молча направился в котельную.
Женя-сумасшедший преградил ему путь, достал из кармана поломанную фотографию.
- Это мама моя. Ничего, правда?
С фотографии на Хромова смотрела тупорылая, налитая похмельем пожилая женщина.
- Солидная,- кивнул Хромов и, чтобы замять смущение, потянул из кармана папиросу.
- Не курят тут,- усмехнулся Толян.- Господь Бог ругается. Не следишь за порядком, баба Шур.
- А я ей говорю,- глядя на фотографию, продолжал Женя,- мама, зачем ты пьешь? Ты же верующий человек. Если ты выпьешь еще раз, я разобью нашу икону. Она выпила, я разбил икону. Вы знаете, ничего не случилось.
- Бывает,- невпопад пожал плечами Хромов.
- Жень, включи! - крикнул со столба Димка.- Не отвлекайся. Ко всенощной не успеем. А где Бабкин?
- За батюшкой поехал, ответил староста и подпихнула Хромова в спину.Иди угольку подкинь.
Толян проводил Хромова внимательным взглядом.
- Это откуда ж клиент приплыл? Нецерко-овный...
- Да... болезненный тут один... к батюшке...- расплывчато пояснила староста.
- Ох, ох,- залопотала Шура,- полночью пришел, одежу сушил... сахар ищет...
- Иди отсюда! - шуганула ее Вера Ивановна.- Здесь электричество!
- Болезненный, значит?.. К батюшке?.. Ясненько.- Толян задрал голову.Дим! Кондер на корпус пробуй: искру бьет - значит, пашет! Контакт пошкурь: медь с люминием не дружит!
- Дай ключа! - проскрипел за спиной Веры Ивановны бесполый голос.
Вера Ивановна обернулась. Татьяна - перекошенная от старости, на двух клюках - хмуро уставилась в лужу. Вера Ивановна молча рыпнулась в сторожку. Появление колченогой бабки подействовало даже на ртутную лампу - она наконец загорелась розовым светом. Димка-регент, стараясь особо не бренчать кошками, тихо спустился на землю и скрылся в сарае.
- Пойти уголек покидать с похмелюги? - Толян, зевая, двинулся в сторону котельной.
- Не ходи туда! - закричала Вера Ивановна, выходя из сторожки.- Чего тебе там?
- Ключа,- осекла ее Татьяна.
- Чего орешь? - рявкнула на нее Вера Ивановна, хотя Татьяна не повышала голоса.- На тебе твои ключа! Орет, главное дело!
Толян, наблюдая за старухами, сапогом разгонял лужу на паперти.
Татьяна уковыляла в батюшкин дом.
- Ну ты даешь, начальник! - усмехнулся Толян.- Чего ты на нее полкана спустила? Ей жить-то два понедельника осталось.
- Уходи, Толян, Христом Богом прошу,- прижав руки к груди, попросила Вера Ивановна.- Что ты здесь груши околачиваешь?
- Балды налей - отвалю.
Толян удивился: ляпнул про балду просто так, а подействовало, Вера Ивановна безропотно скрылась в сторожке.
За оградой что-то загромыхало, Толян обернулся: в калитке Лешка Ветровский, замдиректора исторического НИИ, не мог справиться с худосочной деревянной стремянкой. Стремянка, раскинув ноги, заклинилась в прутьях. Лешка, тяжело дыша, драл стремянку на себя, Толян помог ему, заодно принюхался.
- Ну сквозит от тебя!.. Ты ж вроде не керосинишь?
- Аспирант с Загорска приехал,- отдуваясь, признался Лешка,- отец Иосиф, иеромонах. Засиделись.
- Ты где? - негромко позвала Вера Ивановна, стыдливо держа руки под фартуком.- Вылью!..
- Я тебе вылью! - Толян скакнул к ней и со стаканом в руке выпятился задом к скамье возле могилки. Он снял кепку, пригладил патлы и, поднеся стакан ко рту, обернулся к Лешке.- Оставить?.. Зря. Религия не возбраняет. Отец Михаил очень даже уважал.- И Толян заглотил балду.
- Стакан отдай,- сказала Вера Ивановна Толяну.- Выпил - уходи теперь.
Толян послушно направился к воротам.
- Чего это ты приволок? - стряхивая над могилкой стакан, кивнула Вера Ивановна на Лешкину поклажу.
- Разножка для катавасии. Как у старообрядцев.
- Сколько отдал?
- Тридцатку.
- Дорого,- осудила староста.- Передал,- повторила она для закрепления, хотя разножка была сделана опрятно, не на хозяина.
Показался мотоцикл. За спиной Бабкина возвышался батюшка, а в люльке сидела матушка.
Шура кинулась наперерез. Бабкин еле вырулил.
- Поздравляю с приездом!
Матушка, плохо скрывая брезгливость, поцеловалась с нищенкой. Из объятий Шуры матушка поглядывала по сторонам, всем ли видно.
- Чувствую себя плохо, ох, ох,- запричитала Шура, зыркая глазами в сторону старосты, виновницы своих напастей.- И ноги не ходят.
- Вам побольше гулять надо, бабушка,- мягко улыбаясь, посоветовала Ариадна Евгеньевна, не вслушиваясь в бормотанье нищенки.- Ножками ходить, ножками...
- Тут к тебе человек, батюшка,- сказала Вера Ивановна.- Кашель у него нехороший. Полечить бы...
- Угу-угу,- закивал отец Валерий.- Поговорим... Никогда у нас прежде не был?
- Новенький,- сказала Вера Ивановна.- Углем занимается.
- Тогда завтра после обедни.
- Я вот... с-спросить хотел,- нерешительно произнес Бабкин.
- В дом иди, отец,- раздраженно сказала Ариадна Евгеньевна.- Отдохни перед всенощной.
Батюшка присел на лавочку.
- Так-так?..
- Евангелие от Иоанна... Там в конце... Иисус говорит Петру: паси овец моих...
- И что тебя, э-э... смущает?
- П-петр... предал его... А Иисус Петра в начальники... Церковью командовать... Предателя... П-почему?
Отец Валерий посидел, подумал, тяжело поднялся с лавочки.
- Неисповедимы пути Господни.
- И-извинитё,- пробормотал Бабкин.- Я не знал.
8
Ровно в пять Вера Ивановна ударила в колокола. Началась всенощная.
Отец Валерий в багровой новой фелони двинулся кадить иконы. Сегодня он был не в голосе, подпевал сипло.
Димка-регент настраивал магнитофон - решил записать службу, послушать потом со сторо-ны. Бабкин сел возле магнитофона следить за индикатором. Петров сидел на той же лавке по инвалидности. Александр Хромов, не зная церковных правил, тоже подсел к Бабкину. Петров неодобрительно хмыкнул, но с лавки Хромова не согнал.
Батюшка приближался с дымящим кадилом. Все отошли от стен, пропуская его. Кадило источало неприятный парфюмерный запах. Когда батюшка приблизился к Вере Ивановне, она прикрыла рукой лицо - от химии.
С клироса Димка махнул рукой - Бабкин включил магнитофон.
Лешка Ветровский, в бордовом стихаре, в хромовых сапогах, склонился у аналоя, помечая карандашом что-то в Типиконе. Видно было, что ему неможется: он переминался, вытирал пот.
Вера Ивановна выстояла начало службы и ушла к ящику. Народу в храме было мало: правый канун был пустой, лишь на левом под огромной соборной иконой у Никольского алтаря неболь-шой горкой лежали приношения: яблоки, конфеты, печенье. Ясное дело, откуда же на ночь глядя народу-то быть? Всенощная, дай Бог, в одиннадцать кончится, а потом топай по полям сквозь темень. Да и погода тяжелая. Снег вон с дождем опять.
Шура подождала, когда староста скроется из виду, скоренько снялась с лавки, подскочила к ближайшему подсвечнику, вынула не догоревшую на треть свечу и назло старосте кинула огарок в консервную банку. Вера Ивановна нещадно ругала Шуру за самоуправство и перевод добра, категорически запрещая прикасаться к огаркам.
Хромов придремывал. В церкви было тепло, батюшка тихо гудел у царских врат, и малочис-ленный хор приятно подтягивал. Хромов понимал, что по-хорошему-то надо бы встать и свалить незаметно. Кепку только не забыть в котельной. И телогрейку. Надо бы, но тут, в углу у батареи, так было тепло, дремотно и бесхлопотно, что он продолжал сидеть. "Черт с ним, переночую, а завтра поутряку двину".