Я начинаю осматривать женщин, когда снова выбегают дети, гоняясь друг за другом. Их завывания и визг даже из другой комнаты отдаются болью у меня в голове.
— Да, я разберусь с детьми.
Пентл поднимает женщин с пола и волочет их за дверь, оставив меня стоять в одиночестве посредине кухни. Здесь всё очень знакомо: типичная планировка от «Билдерз Юнайтед». Сделанные на заказ светильники под навесными шкафами, черная зеркальная плитка на полу, «умные» форсунки системы самоочистки, скрытые за декоративными бордюрами – всё так похоже на то, что есть у нас с Элис, что я почти могу забыть, где нахожусь. Просто тут я вижу перед собой негативное изображение кухни в нашей квартире: свет против тени, чистота против грязи, тишина против шума. Всё здесь – то же самое, та же планировка – но в то же время, всё здесь – по-другому. Я, как археолог, смотрю сквозь слои грязи, отбросов и шума, и вижу, что лежало под ними раньше, когда эти люди еще беспокоились о цветовых сочетаниях и высококачественной бытовой технике.
Я открываю холодильник (немаркий никель, как практично). У нас в холодильнике – ананасы, авокадо, эндивий, кукуруза, кофе, бразильские орехи с висячих садов Спирали Ангелов. В этом – полка, беспорядочно заполненная батончиками микопротеина и свалявшейся массой из пищевых добавок в пакетиках, похожих на те, что раздаются в государственных клиниках реджу. Всё синтетическое, кроме пакета со склизкими листьями салата. Овощи, равно как и фрукты – в виде порошков в банках. Стопка саморазогревающихся контейнеров с вареным рисом, лаабом[4] и спагетти (остатки которого валялись на кухонном столе в луже собственного соуса), вот и всё.
Я закрываю холодильник и выпрямляюсь. Тут должно быть что-то еще, среди этого бардака и воплей из другой комнаты, и вони от обгаженных штанов одного из детей, но я всё никак не могу взять в толк, что же это. Они могли бы дышать свежим воздухом и жить при свете дня, но вместо этого, они скрылись во тьме под влажным пологом джунглей, влача жалкое существование.
Дети снова забегают на кухню, преследуя друг дружку, смеясь и визжа. Увидев, что их мамы исчезли, они останавливаются и начинают удивленно озираться. Самый маленький прижимает нос к плюшевому динозавру с длинной зеленой шеей и толстым телом. Бронтозавр, кажется, с большими мультяшными глазами и черными ресницами из фетра. Забавно, что они, динозавры, вымерли так давно, но вот он, один из них, появился в виде набитой игрушки. И это вдвойне забавно, поскольку, если задуматься, они вымерли дважды – на этот раз, в качестве игрушек.
— Извините, детишки. Мама ушла.
Я выхватываю свой «Грейндж», и их головы одна за другой дергаются назад, бах-бах-бах, на их лбах образовываются отверстия, как будто нарисованные краской, и их мозги брызгают назад. Их тела крутятся и скользят по черному зеркальному полу, сбившись в виде спутанного нагромождения неуправляемых конечностей. На секунду запах горелого пороха делает вонь терпимой.
Вверх, прочь из джунглей, подобно летучей мыши, вылетающей из ада, выбираюсь из беспорядочно разрастающихся пригородов Суперкластера Рейнхерст, затем поднимаюсь над верхним ярусом джунглей. Рвусь через Дамбу к Спирали Ангелов и морю. Обезьяны ныряют вниз с рельсов, как саранча, хлынув с края перед моей машиной и исчезая среди мангровых деревьев, кудзу, махагоний и тиков, растворяясь во влажных внутренностях зеленой чащи. Бросаю патрульную машину у штаб-квартиры подразделения. Времени на то, чтобы навести марафет, не осталось, да и нет в этом необходимости. Свою шляпу, дождевик и одежду – в пакеты для опасных материалов, затем – бегом на другую сторону, спеша натянуть смокинг прежде, чем ввалиться в масслифт и вознестись на 188 ярусов вверх, вдохнуть чистый высотный воздух над покрытой налетом джунглей территорией проекта по изоляции парниковых газов N22.
Мма Телого дает новый концерт. Элис – его «дива альта», его награда, и Хуа Тянь и Телого кружили над ней, как голодные до падали вороны, придираясь к ее исполнению, но сейчас они полагают, что она готова. Готова свергнуть Банини с его трона. Готова бороться за место в бессмертных канонах классического исполнительского искусства. А я опаздываю, застигнутый и упакованный в масслифте на 55 ярусе жарой и дыханием людей, направлявшихся на обед, и отпускников. Пока тикают секунды, мы все потеем и вялимся, слушая жужжание и свист климатической вентиляции, в ожидании, когда же будет устранена какая-то проблема на линии.