Просто какая-то непонятная радиостанция под названием «Слушай рок, раз, два, три — ничего не говори» крутила «Форинер» с песней о том, каково делать это в первый раз. Пока происходило ЭТО, мы перемолвились лишь парой слов. Я спросила: «У тебя есть презик?» А Лиам спросил: «Ты уверена, что хочешь этого?» И в обоих случаях ответ был один и тот же: «Ага».
Почему так бывает: ждешь этого всю жизнь, а происходит все так быстро? В тот самый момент все было достаточно неплохо — небо, конечно, не упало на землю, — но было не страшно, не слишком нежно и чересчур быстро. Мы перестали целоваться, как только ЭТО произошло, и посмотрели друг другу в глаза, и тут вдруг ЭТО показалось таким интимным и странным, и неловким, что я отдала бы все, только бы повернуть часы назад, все что угодно, только бы его тело не лежало сейчас на моем.
Все закончилось очень быстро.
Если это такое особое событие в жизни каждой девушки, то почему мне было так грустно?
Не знаю, что мы должны были говорить друг другу, когда сидели в «фольксе», припарковав его перед моим домом. Может: «Бог ты мой, ты веришь, мы сделали это!» или «Позвонишь мне, хорошо?». Но мы упорно молчали. Слышно было только, как стучат мои зубы. С океана дул холодный ветер. Наконец-то, хоть какие-то слова.
— Там на полу, у тебя в ногах, валяется фланелевая рубашка, — сказал он.
Спасибо, как романтично. Я дотянулась до рубашки и стряхнула с нее грязь. Надевая рубашку, я старалась не обращать внимания на запах бензина и мускусный запах самого Лиама, которые проникли в зеленую фланелевую ткань.
А может, ни о чем и не надо было говорить.
Я вышла из автобуса. Лиам тоже выбрался и, достав мои сумки из-за сиденья, положил их на газон. Ну что ж, если он не собирался мне ничего говорить — даже «до свидания», — то и я не буду. Не заходя в дом, я пошла по деревянным мосткам в конце улицы по направлению к пляжу. Я еще не была готова к встрече с родителями. Невдалеке несколько парней стояли у небольшого костра, мне было видно, как они передают косяк по кругу. И тут я увидела среди них Чарльза! Только Чарльз носил такую шапку-»презерватив» кислотного темно-зеленого цвета, которая светилась в темноте. На секунду у меня возникло желание броситься к нему и утащить оттуда, отчитывая по дороге, типа «Не отпирайся, я все видела». Но лотом вспомнила, чем сама занималась меньше часа назад, и подумала: «Подлая лицемерка». I
Лиам пришел за мной на пляж. Как хорошо и спокойно мне стало, когда он подошел сзади и схватил меня в охапку. Словами не передать.
Я повернулась к нему лицом и прижалась. Он наклонился ко мне, и после всего того молчания, которое длилось вечность, мы поцеловались, как в кино со счастливым концом, — в лунном свете на берегу океана. Сердце билось так часто, что даже не знаю, как я смогла выдержать такой долгий поцелуй. И было непонятно, по-настоящему у нас это или нет, когда мы снова увидимся, почему мы не хотели говорить об ЭТОМ о НАС, о чем бы то ни было.
А может, этот поцелуй и вовсе не из кино со счастливым концом.
Ведь несмотря на то, что он нежно гладил мои волосы и позволял прижиматься лицом к его шее, все же, когда он поцеловал меня в последний раз перед тем, как вернуться к машине, мне показалось, что этот последний поцелуй на пляже был прощальным.
Я подождала несколько минут, пока не услышала, как «фолькс» трогается с места, и только тогда пошла к дому. Когда я зашла внутрь, Кэш залаял на меня, как на незнакомца. Я наклонилась, чтобы поднять его за лапы, умирая от желания приласкать его, но он не хотел меня признавать. Он обнюхал меня, а затем спрятался в угол и осуждающе смотрел на меня оттуда.
Папа поднял глаза от компьютера, посмотрел сначала на крашеные волосы, затем оглядел скелетообразную фигуру поп-принцессы.
— Господи помилуй, — сказал он, — я едва тебя узнал.
Когда я видела свое отражение в больших зеркалах на ежедневных двухчасовых репетициях в танцклассе, то иногда сама себя не узнавала: выпирающие ребра над втянувшимся животом, впалые щеки и выступающие скулы. Папа не встал мне навстречу, чтобы обнять и поцеловать.
— Я думал, ты приедешь завтра.
— Планы поменялись.
Приятно снова видеть тебя, папа.
Мама выскочила взволнованная на лестницу.
— На кого лаял Кэш?
Она остановилась на последних ступеньках лестницы и бросила на меня изучающий взгляд.
— Уандер, какая неожиданность! Ты какая-то… другая!
Мам, ты даже не представляешь насколько.
Чарльз зашел в дом прямо за мной. Кто-то, очевидно, попрыскал какими-то духами из местного магазина перед тем, как он пошел домой. Ну и запах. Ну-ка, ну-ка, вы только посмотрите, как он подрос — сантиметров на десять. А этот пушок у него на подбородке и крестики-серьги, свисающие из-под кислотной шапки-»презерватива». Даже «Здрасьте» не сказал. Чарльз критически осмотрел меня с ног до головы и вынес приговор: