— Это был поединок! Меня вызвали! — Эспада было резко выпрямился, но потом, махнув рукой, коротко и горько рассмеялся. — О том, что мой противник племянник губернатора, я узнал уже на суде…
— Подожди-ка…
Родриго вздрогнул от неожиданности… Индеец Куаче возник откуда-то из темноты бесшумно, как призрак, и, молча усевшись у огня, взялся за протянутую Мигелем флягу.
— В чем было дело, Хуан? — Проводник никогда не звал старшину носильщиков его индейским именем. — Я никогда такого не видел. Чтобы ты…
— Я тоже раньше такого не видел… Только слышал о таком… и почти не верил, что такое бывает. — Индеец сделал длинный глоток и, резко выдохнув, отдал флягу Мигелю. — Спрячь, Седой! Сегодня я все равно не смогу напиться…
— О чем это ты? — в словах носильщика с точки зрения Эспады не было смысла. — Чего это ты раньше не видел?
— Ты не понимаешь, Родриго… — Проводник покосился в сторону дальнего костра, от которого до них доносились негромкий гитарный перебор и женский голос, певший на непонятном языке. — Я знаю Хуана уже больше чем двадцать лет. Он касик и сын касика. Вождь в своем племени. Он не встал на колени даже перед епископом, хотя охрана грозила ему винтовками… Почему, Хуан?
— Ха! Кто такой епископ? Толстый маленький человек… простой старик в дорогой сутане… — Лицо индейца было неподвижно, хотя глаза лихорадочно блестели в свете костра. — Он говорит с богом? Ну и что? Он же не бог! Касик никогда не встает на колени перед человеком…
— Но ты же встал! — все еще ничего не понимающий Мигель почти кричал. — Я же сам видел!
— А что ты видел ДО ЭТОГО, Седой? Видел, видел… уж я-то знаю! Ха! Молодой воин тоже это видел… правда, молодой? Ты ведь тоже встал на колени, так?
— Я… я не знаю, почему так случилось, Куаче… Я не испугался, нет! Страха не было… Просто… кровь застыла в жилах и… Не знаю…
— Правильно, молодой, правильно… Это не страх! Ты просто посмотрел в глаза Белому Богу… В этих глазах нет страха — только холод и смерть… Холод и смерть…
— Ты это что, Хуан… — Мигель с ужасом смотрел на индейца, а тот, захлебываясь словами, продолжал говорить:
— Отец рассказывал мне об этом… а отцу — его отец… Белые Боги уже бывали на этой земле… Малинче, тот, который поднял тольтеков против теноча и разрушил великий Теночтитлан…
— Он говорит о Кортесе… — прошептал Родриго, — и о том, как тот завоевал Мехико…
— Хуан, я знаю, твои предки считали испанцев богами… — Мигель запнулся, и индеец тут же перебил его:
— Нет! Не теулей![18] Теули были просто людьми… жадными… жестокими… но людьми! Малинче! Только Малинче был Белым Богом!!! Чтобы быть им, недостаточно жадности и жестокости… недостаточно смелости и безжалостности… Нужно, чтобы вместо сердца у тебя был кусок льда! Чтобы ты, глядя на человека, видел не человека, а только помощь или помеху! Чтобы тот, кто заглянет тебе в глаза, видел только холод и смерть… Холод и смерть…
Блики костра прочерчивали лицо индейца глубокими линиями. Огонь и жизнь были на расстоянии руки, но за спиной он слышал негромкую музыку и легкий смех от соседнего костра. И спина холодела, будто прижатая к леднику. Можно убивать и ничего не чувствовать. Можно убивать и радоваться. Можно, даже убивая, сожалеть. Но убивать и не замечать этого… Тихий гитарный перебор и тихое присутствие Смерти…
27.02.1898 …Мексика, п-ов Юкатан, Кампече… (утро)Фридрих Вильгельм Гонсалес, иногда именовавший себя Фредерико Вилльемо Штаффелем, страдал от очередного острого приступа раздвоения национального самосознания. Обычно обе половины старшего сына кабальеро Пабло Эухенио Диего Витторио Марии Гонсалеса из Соноры и техасской немки Гертруды Штаффель жили мирно, помогая друг другу выживать в нелегких условиях Соединенных Штатов Мексики. Если романтик Фредерико вдруг захотел уйти в море… То прагматик и любитель порядка Фридрих быстро дослужился до боцмана на старом, но еще крепком пакетботе «Se Doblan Cuatro».[19] Если дисциплинированный Фридрих был вполне удовлетворен должностью боцмана и без особых возражений выслушивал ругань вечно пьяного янки — помощника капитана… То, когда некоторые специфические привычки, приобретенные тем во время службы в английском флоте, заставили помощника обратить более пристальное внимание на молодого боцмана… Именно горячий и гордый Фредерико, вытащив нож, пришпилил ухажера к мачте… Что принесло ему в качестве наследства не только новенький «маузер» с запасом патронов, но и саму должность помощника капитана… А усидчивый Фридрих быстро освоил необходимые для этого знания по навигации… Если… впрочем, все случаи, когда Фридрих Вильгельм Гонсалес и Фредерико Вилльемо Штаффель взаимно поддерживали и выручали друг друга, слишком долго перечислять! Но теперь коса нашла на камень…