— Кто нас перенес? Кто? — суетливо вскинувшись, истеричным голосом спросил главный таможенник, — Или это какое-то природное явление?
Собравшиеся за столом переглянувшись, промолчали, их и самих мучил этот вопрос.
— «Цзинь-цзинь», — защебетала приземлившаяся на подоконник беззаботная весенняя птаха. Для нее ничего не изменилось, а мелкие проблемы людей важны лишь им самим. Толпа перед окнами здания, еще недавно с азартом выкликавшая Главу администрации, таяла, словно кусок сахара в кипятке.
Соловьев несколько мгновений смотрел на таможенника, размышляя над тем, что ему ответить, потом, с небольшой заминкой, откликнулся:
— Я не знаю, но считаю, что выяснение этого вопроса следует поручить ученым из сельскохозяйственной академии и институтов города.
Он помолчал, в очередной раз поправил лежащие на столе в идеальном порядке документы и произнес:
— Мужики! Вся страна сейчас для нас — это наш город, это семьдесят тысяч горожан и несколько тысяч сельских жителей, и они нуждаются в вашей защите. Есть тут враги, нет ли их, я не знаю, но рассчитывать нужно на самый плохой вариант. Они есть, и они сильны. Поэтому необходимо определится с новыми взаимоотношениями между городской властью и военными. Считаю, что в связи с переносом города черт знает куда, вы должны перейти в подчинение городской власти, — произнес он и увесисто шлепнул рукой по столешнице.
Ловко, подумал заместитель начальника отдела ФСБ, рассматривая большое желто-коричневое знамя города, висевшее рядом со стягом России в дальнем углу кабинета. Начальник как обычно был занят. Вместо него представлял службу заместитель. В сейфе секретки отдела успело накопиться внушительное досье о незаконных делишках Соловьева, ждали лишь отмашку из центра, чтобы пустить его в ход. Из потенциального сидельца Глава города разом превратился в спасителя.
В кабинете воцарилось напряженное молчание. Перспектива превратиться из привилегированных федералов и областников в городских подчиненных, никого не радовала. Это и снижение статуса и, повседневный контроль со стороны администрации в то время как командиры успели привыкнуть к самостоятельности. Из Москвы или областного центра все не проконтролируешь. Тем более что еще тлела надежда, что перенос не навсегда, немного потерпеть, и они вернутся назад и все возвратится на привычные рельсы. Планов действий при фантастической ситуации, произошедшей с городом, не существовало, от слова совсем. Не у МЧС, не у военных не у милиции и даже в администрации города. Их можно было использовать лишь несколькими фрагментами в части касающейся карточной системы и перевода экономики на мобилизационные рельсы. Есть от чего растеряться.
Задумчиво нахмурившись, начальник пожарного гарнизона машинально почесал бритый затылок и приподнял руку. Дождавшись кивка Соловьева, он поинтересовался:
— Вы полагаете, что обратный перенос в наш мир невозможен и главным станет выживание?
— Полагаю — быстро и громогласно произнес, сверкая от возбуждения глазам, Соловьев, — раз нас перенесло сюда, значит, тут нам и жить, и считаю, что нужно исходить из этого, и делать все возможное, чтобы выжить. Все согласны?
— Мы давали присягу России, а не городу, — сверкнув неприязненным взглядом произнес молодой, едва за тридцать подполковник, командир радиолокационного батальона, — у меня нет приказа переходить в подчинение городской власти!
С Главой у офицера сложились очень непростые отношения. Еще на первом своем сроке Соловьев обещал ему выделить землю под дачные участки военным, но так и не сделал это. Офицер тогда не сдержался и высказал все, что думал о Главе города. Соловьеву доброжелатели об этом случае донесли, он даже ездил в штаб округа жаловаться и требовать убрать неугодного командира. Но там лишь посмеялись над излишне деятельным главой муниципалитета.
Несколько мгновений они обменивались взглядами, потом Соловьев не выдержал и отвел взгляд. И тут же, спохватившись, что присутствующие на совещании могут истолковать это как непростительную слабость, побагровел. На память он никогда не жаловался и врагов вместе с друзьями этих врагов он помнил хорошо и никогда не забывал. Бросив гневный взгляд в сторону локаторщика, он произнес голосом, в котором уже лязгал металл:
— Многие из вас прошли через Чечню, и вы должны понимать, что если вы не защитите людей, то кто? Присягу принимали защищать Россию? Сейчас вся она это город и его окрестности! Или мы будем вместе, одним кулаком, — он приподнял крепко сжатый кулак над собой, — или нас переломают поодиночке! Докажите делом, а не трескотней, что вы настоящие патриоты, а не балаболки!