— Суть обычно в песочек, а потом лапками загребают. — Скривился в некоем подобии улыбки бывший капитан. — Не нужна она эта суть.
— А что же тогда? — Внимательно посмотрел на него паренек. — Как тогда оправдывать себя?
— Как? — Ол’Рок внимательным взглядом посмотрел на вопрошающего. — А оно тебе нужно? Оно нужно тебе это оправдание, если ты делал все по совести и иначе поступить не мог? Ты как всегда, барон, забываешь, что иногда нельзя поступать иначе, просто нельзя. Для нас нет слов «не хочу» и «не могу» с «не буду». Честь и долг, барон, честь и долг! Держись своего слова, держись своей ответственности перед теми, кто тебе не безразличен, и тогда никаких оправданий тебе не нужно будет.
— Честь и долг… — Покачал головой барон Ульрих. — Ты в своем репертуаре, капитан.
— Я один? — Улыбнулся тот в ответ пареньку. — Ты мог исчезнуть, растворившись без следа, тебя и так-то нет в живых. Они выкинули тебя, стерли, растоптали и забыли, так ответь мне на вопрос, что ты сделал?
— А может, меня принудили к этому? — насупился парень, забирая остатки нарезки у капитана.
— Кто? — Откровенно заржал капитан. — Не коронованный король? Да как только ты оказался на свободе, я больше чем уверен, ты мог махнуть хвостом, и только б тебя вспоминали!
— Ну-у… — Молодой барон сморщил нос. — Там на самом деле куча всяких указующих персон разной значимости была, куда мне бежать и что делать.
— А в итоге? — Вскинул бровь сэр Гарич Ол’Рок. — В итоге ты здесь, ты с Германом, даже в какой-то степени с Ноной…
— Вот только ее не надо сюда. — Фыркнул парень.
— Не буду. — Гарич уже сам потянулся к бутылке, наливая еще по одной. — Это твой долг и твоя честь, сам знаешь, у нас с тобой немного разное видение мира.
Выпили.
Закусили.
— За девочек спасибо, что вернул, — произнес Гарич, смежив устало веки.
— Пожалуйста, — кивнул тот ему в ответ.
— И за королевство спасибо, — опять произнес капитан.
— Угу, — кивнул опять барон, скривившись как от куска лимона.
— А вот по нашему с тобой вопросу ответить тебе все же придется. — Ол’Рок задумчиво оглядел парня с ног до головы. — Ты ведь у нас совершеннолетний теперь? Я не ошибаюсь?
— Да ладно?! — Барон удивленно вскинул брови. — Гарич! Я тебя умоляю!
— Ничего не знаю. — Категорично замотал из стороны в сторону тот головой. — Давай, пацан, подымай жопу, у нас с тобой вопрос чести не решен.
— Боги поднебесья! — Априя Хенгельман отпустила ноги тела, которое тащила с сестрой по грязному городскому проулку, схватившись за спину руками. — Проклятье! Спину стрельнуло! Вроде малец мальцом, а тяжелый, зараза!
От избытка чувств старушка пнула перетаскиваемого носком сапога.
— Тише ты! — шикнула на нее сестра, продолжая волочить по грязной дороге за руки молодого парня. — Зашибешь еще ненароком! Вон гляди, его и так кто-то порядочно отметелил!
— Ох уж это мужичье! — В сердцах сплюнула на землю Априя, вновь хватая за ноги их ношу. — Страдальцы *уевы, вояки, итить их за ногу! Строят из себя не пойми чего, а на поверку только хари свои заливать пойлом могут да подсрачники друг дружке по кабакам отпускать.
— Не ворчи, — покряхтывая, отвечала ей сестра Мила.
— Сидят здоровенные лбы, слезы с соплями свои пьяные по мусалам размазывают, — не унималась все старушка. — Шли бы остолопы по домам, землю пахали, дома рубили, баб тра…
— Да угомонись ты! — не выдержала Милана Хенгельман. — Вокруг него охраны крутится целая куча, хорошо повезло, дурак с кем-то драку устроил, можем по-тихому утащить, а ты все бу-бу-бу да бу-бу-бу! Тащи давай молча!
Молодого паренька две старушки с трудом, но все же отволокли от питейного заведения порядочно, считай две улочки задворками, пока их не встретил небольшой, крытый тентом возочек, запряженный худосочной чумазой кобылкой. Благо с повозки соскочили две стремительные черные тени, лихо погрузившие похищенного внутрь, и старушкам не пришлось его еще и туда забрасывать, так как ругань в полутонах была та еще.
Колеса резво закрутились, застучали по мостовой, Касприв покинули довольно резво, без задержек, а дальше уже укатанной грунтовкой между рощ и покрытых легкой пудрой первого снежка полей.
Ветерок задувал, ночное зимнее небо было непроглядным из-за перины облаков, спустя примерно три, может, четыре часа езды вывернули на полутропку, едва видимую дорожку, что привела их спустя еще какое-то время наконец-то к низкому, покосившемуся от времени домику, вросшему по пояс в землю.