— Бегут. — Подслеповато щурясь молвила Априя, вглядываясь как и я в поисковые группы по пояс в воде среди руин рыскавшие по моему наказу вдоль всего периметра дамбы.
— Ваше благородие, ваше благородие! — Ко мне подбежал чумазый мужичек, в промоченных водой портках. — Нашли ваше благородие, сейчас принесем!
Принесли.
Это был он. Вернее то что от него осталось. Обглоданный скелет с жалкими ошметками плоти в изодранной мантии. Мой Дако. Мой учитель и наставник. Одежда, пару украшений и амулетов, вот и все что осталось от него.
— Здравствуй и прощай Валентин. — По щекам старушки побежали слезы.
Мы похоронили его в последний день лета. Хороший день. Солнечный с высоким и ясным небом. Не много было народа на прощании, саму могилку сделали в саду Лисьего рядом с пышными шапками роз неподалеку от той лавочки, где он любил коротать деньки, поучая нерадивую молодежь и наставляя ее на путь истинный.
Спасибо тебе старик за твою науку, ты открыл для меня новый мир, ты один для меня сделал больше, чем бы я этого заслуживал. Спасибо тебе. Я буду пока жив, помнить тебя и ценить все те слова, что ты успел вложить мне в голову, ты был достойным человеком, и я лишь жалею об одном, что не успел тебе сказать этих слов при жизни.
Спасибо.
Прощай.
— Ульрих, подожди. — После похорон ко мне подошла Нона, беря под руку. Невзирая на километры, она не поленилась прибыть ко мне. — Я хотела бы поговорить с тобой перед твоим отъездом.
— Что-то важное? — Я с трудом, но шел уже на своих двоих, тяжело опираясь на презент со стороны Десмоса в виде красивой черной трости.
— Не знаю. — Она потупила взор, явно смущаясь. — Реши сам.
— Говори Нона. — Я кивком показал на одну из лавочек в саду, где мы присели рядышком.
— Я хотела бы, прежде всего, сказать тебе спасибо. — Начала она, не поднимая головы. — Я много думала о том, что произошло со мной за последнее время, и должна попросить у тебя прощение за свое не слишком-то хорошее поведение.
— Не надо Нона. — Я положил свою руку на ее. — Не надо просить прощения, я ведь понимаю, что мы оба в данной ситуации были заложниками, увы, не все и не всегда получается в жизни, так как нам бы хотелось.
— И все же! — Она блеснула глубиной своих карих глаз. — Я вела себя не достойно по отношению к тебе! Если бы не ты кем бы я была до сих пор? Мелким уродом, жалким огрызком человека достойным только жалости или презрения! Я не жила по настоящему все эти годы, я выживала, постепенно скатываясь в темную бездну своей души! Прошу не перебивай! Я хочу, что бы ты понял меня и принял, лишь здесь, рядом с тобой я по настоящему стала свободной и за долгие годы впервые и вновь стала учиться жить счастливо и с удовольствием.
— Спасибо Нона. — Я сдержал улыбку, что бы не блеснуть зияющей дырой во рту в том месте, где когда-то у меня были зубы. — Мне приятно слышать эти слова и еще больше удовольствия, я испытываю оттого, что мы стали с тобой друзьями. Я думаю, нам обоим это нужно будет в будущем.
— Будущем? — Она вновь опустила взгляд. — Ты ведь уезжаешь.
— Это ведь не значит, что я не вернусь. — Я тяжело вздохнул, сам понимая, что возможен и подобный исход дела. — Впрочем, и мне наверно в этом случае стоит сказать тебе, что я горд, быть твоим пусть и случайным мужем. Что бы тебе не говорили, что бы ты сама не думала о себе, тебе стоит знать, я считаю тебя очень умной и красивой девочкой. Ты действительно молодец, ты не простой человечик, ты сильная и волевая, а еще я верю в тебя. Я верю, тебе и потому совершенно спокойно оставляю все это, всю свою землю в твоих руках.
— Спасибо Ульрих. — Она обняла меня, приложившись мягкостью нежных губ к моей щеке. — Для меня важно было услышать твои слова.
Ну а день через день, наполнился хлопотами сборов и суеты. Барон Ульрих фон Рингмар покидал свои земли, собирая длинную вереницу телег со всевозможным своим скарбом, коего надо сказать, было предостаточно. Еду то ведь в столицу, да и сам по себе путь не близкий. По самым оптимистическим прогнозам месяц чистого пути, если успеем до осенних проливных дождей, ну а если нет, то еще путь растянется в плюсе недели на три, если не больше.
Суета, правда пока не касающаяся меня. Сижу себе тихо в саду вспоминаю, думаю, что-то даже по привычке черкаю и записываю на будущее. Грустно, в эти последние дни мне стало как-то грустно и одиноко, я опять вынужден был покидать то место где казалось бы пусть и не на долго обрел какие-то призрачные крупицы счастья, возможно даже надуманное тепло домашнего очага где бы меня кто-то ждал и любил. Многого хочу? Наверно.
— Смотрю барон, вы тоже наконец-то разжились новыми ногами? — Красивый бес, что не говори, а есть в Десмосе грация и возвышенность, что обычно люди приписывают аристократии. Он, как и я вновь возвращался к жизни после полученных травм. Уход бабуль за этим вампиром принес долгожданные плоды, папа вампирского гнезда вновь обрел свои конечности, свою учтивость, манеры и способность подкрадываться ко мне в самый неожиданный момент благодаря моей утрате, незаменимого помощника Мака.
— На вечернюю прогулку вышли граф? — Я ответил ему улыбкой. — Прошу присаживайтесь, всегда рад вашему обществу.
— Благодарю мой юный друг. — Он элегантно присел, рядышком закинув, нога на ногу. — Вы позволите барон затронуть некоторые аспекты последних дней и последней истории случившейся в этих землях?
Вот чертяка языкатый, умеет же шельма словами играть красиво! Может и вправду граф какой ни будь в далеком прошлом?
— Давайте попробуем. — Киваю я ему. — Потрогать эти самые ваши аспекты.
— Прежде всего, я хотел бы сказать вам, что вы правы. — Он перекинул порядок сложенных ног, задумчиво изучая состояние своих ногтей на правой руке. — Не должно быть преступления без наказания, и не должно быть прощения без раскаяния. Я не мало пожил на этом свете юноша, я не являюсь носителем истины или же кристально чистой совести. Я убийца. Но!
Он многозначительно вскинул указательный палец, сознательно затягивая театрально наигранную паузу.
— Но при всем при этом, я понимаю и отдаю себе отчет в том, что нельзя, а что можно! — Он опустил руку, переведя свой взгляд куда-то в глубь сада. — Не всем и не каждому дано понимание этого. Вы были правы во всей этой ситуации барон, когда не пошли на попятную, и не побоялись огласки и чужого мнения. Причем насколько мне дано понимание вашей сущности, наперекор своей душе, своей совести и принципам.
— Это было нелегко тогда и даже больше, мне нелегко и сейчас. — Ответил я, откладывая в сторонку свои записи и так же задумчиво обозревая предосеннюю пышность сада. — Впрочем, граф, я стараюсь не бередить эту рану, пусть заживает, хватит, я и так довольно настрадался в последнее время. И да, вы правы, прощение без раскаяния будет пустым и никчемным, оно ничему не научит и не о чем не скажет тем, кто будет жить потом после нас.
— Тем кто будет жить потом, после нас. — Повторил задумчиво он, пробуя мои слова на вкус. — Да, сударь вы правы.
— Надеюсь мой друг, надеюсь. — Я невесело усмехнулся. — Иначе даже не знаю, как жить дальше.
Мы замолчали, более не нарушая покоя тихой поступи меркнущего дня. Завтра я уезжаю, уезжаю, возможно, на всегда, из этого места, что стало мне домом. Хотелось бы остаться? Не знаю, возможно, при других обстоятельствах, при другом раскладе и с меньшими потерями на этом отрезке жизненного пути. Но теперь. Теперь я уезжаю, и меня ничего более не ждет за спиной, я вновь иду куда-то, что бы начать свою жизнь сначала. Так уже было и дай мне небо сил повторить все вновь.
Повторить…все и вновь…