И так я проигрывал мысленно много раз, пока моё видение не утвердилось твёрдо в сознании. Теперь я был уверен, что в крайнем случае смогу обезопасить себя, семью и лучших друзей.
Но всё это потом, а сейчас мне пора идти на работу. Хорошо попаданцам из других фантастических книг. Им не надо ходить работать, они или в вечном отпуске или крутые бизнесмены и заодно грабители банков. Им наплевать на свою прежнюю жизнь и страну, с оставшимися друзьями, которым обычно грозит глобальная катастрофа. Купят участок земли и начинают свозить туда всякое барахло и купленное, и ворованное для отправки в параллельный, запасной мир, в прошлое своё и чужое. А мне нельзя воровать и грабить, не так воспитан. Не поймут меня и проклянут. Вот и изгиляйся как хочешь, чтобы всем было хорошо, а это, ох как трудно. Итак я пошёл на работу. Давно я ничего не писал об этой стороне своей жизни. А ведь в ней было много чего интересного. После того как я поразил всех своим знанием немецкого языка, ко мне стал приставать секретарь партийной организации завода. Он настойчиво делал мне предложения вступить в ряды КПСС. Я как мог отнекивался, говорил о своей неготовности быть коммунистом, на что получал один и тот же ответ. Кто, если не ты. Короче, проходу не давал. В конце концов пришлось поговорить с ним на чистоту. Я постучал в дверь на которой была табличка:
ПАРТБЮРО
— Разрешите, Андрей Николаевич? — спросил я входя.
— А, Саша, входи, входи. Ну что, решился наконец?
— Андрей Николаевич, прежде чем написать заявление с просьбой о приёме меня в ряды КПСС, я хотел бы поговорить с вами, как говорится, по душам.
— О, интересно, интересно. И о чём же ты хочешь поговорить?
— Я бы хотел узнать у вас, Андрей Николаевич, вот вы давно на партийной работе. В вашей практике были случаи, чтобы рабочий сам приходил к вам с просьбой о приёме его в партию?
— Конечно, сколько угодно.
— И у нас на заводе тоже?
— Да и у нас на заводе рабочие сами приходят и просят, чтобы их приняли в партию.
— И вы могли бы назвать хотя бы одну фамилию?
— Слушай, ты к чему это ведёшь свой разговор. Какой-то допрос устроил. Ты хочешь вступать в партию или нет?
— Откровенно говоря, нет. Хотя бы потому, что вы не хотите поговорить со мной по душам. Сразу начинаете подозревать меня в чём-то. Даже не хотите назвать хотя бы одного добровольца. Наверно, думаете, что я спрошу у него как он вступил в КПСС?
— Так ты может быть против нашей партии?
— Ну вот, вы ещё припишите мне левый уклонизм, троцкизм и прочие грехи, а я просто хочу поговорить с вами по душам. Но вижу, что я зря пришёл к вам с этой надеждой.
— Нет, почему же, я готов поговорить. Что же ты хотел узнать такого, что неизвестно широким массам трудящихся?
— Ну, так как вы не хотите мне рассказать о массовых просьбах вступить в ряды, то хотя бы скажите, вот те люди, которые вступили и написали в заявлении, что они хотят строить светлое будущее в рядах КПСС, они, что резко улучшились, стали по две нормы выполнять или также как и раньше сидят в курилке и курят, чтобы время быстрее прошло?
— Что-то я не пойму, тебе кто-то подсказал так себя вести и говорить всякую ерунду? Я сомневаюсь, что ты сам дошёл до таких мыслей. Ты нехорошо начинаешь свою взрослую жизнь. Всё, уходи. Я не желаю больше разговаривать с тобой.
И тут у меня вырвалось, — а вы не хотите узнать, что будет с вами и партией в будущем?
— Что, ещё один прорицатель выискался?. Вон отсюда. Чтобы ноги твоей здесь больше не было.
Вот ведь, дурак. Даже разобраться не хочет в чём тут дело. И я пошёл. Зря я затеял этот разговор. Он слишком верующий в правильность политики и теорию, этой уже гибнущей партии. А вы, попаданцы ещё хотите помочь СССР не развалиться. Чухня это всё. Никто не стал бы вас слушать, ни Сталин, ни Берия, ни даже Брежнев. Подвал и пытки ваш удел. Ещё не знаю, что тут про меня станут говорить и хорошо, если просто наплюют на молодого оболтуса.
Я вышел из здания заводоуправления очень расстроенный. Не так я хотел поговорить с этим придурком. Какой идиот направил его на эту работу. Здесь нужно терпение и рассудительность, а не амбиции карьериста. Я сел на скамеечку под вишнёвым деревом не далеко от проходной и закурил сигарету. На душе было довольно противно. Я посмотрел на свою руку, державшую сигарету и увидел, что она дрожала. Это надо же как довели человека. Боец идеологического фронта, язви его в дышло. Работать резко расхотелось и я пошёл к начальнику цеха. Он был спокойный человек, возрастом как мой отец и всегда относился ко мне, я бы сказал по-отечески.