Я очутился в каком-то то ли подвале, то ли сарае, перед небольшим руническим кругом, вокруг которого, как ужаленный, носился не самой приятной внешности мужчина, в котором даже при плохом освещении безошибочно можно было распознать Питера Петтигрю.
Новая вспышка боли заставила меня несдержанно выдохнуть и, кинув взгляд на подобие младенца в центре этой самодельной пентаграммы, начать постепенно осознавать, что здесь происходит.
Тело, как таковое, ощущалось довольно слабо, будто отдаленно, а мозг без особого перенапряжения просчитывал события, которые могли заставить меня в очередной раз провести свой сон в, мягко говоря, неположенном месте.
Однако спустя секунду заготовка для тела шевельнулась, выкидывая меня в реальный мир и обдавая на прощание горячей, как кипяток, головной болью, отбрасывая все мысли о том, что Барти Крауч младший, на данный момент, далеко не свободный человек.
***
Сквозь неплотно закрытые шторы пробивался лунный свет, а я, сидя на кровати, зарылся пальцами в волосы, пытаясь всеми известными мне способами преуменьшить головную боль. Рядом сидел фамильяр, спокойно-сочувственно глядя на мои мучения.
— Такое себе ощущение, — устало прохрипел я, когда боль отошла на второй план вместе со стаканом воды, опрокинутым мною буквально за секунду. — Нелегкое это дело, создание нового тела, — из меня вырвался нервный смешок.
— В первую очередь, глупое, — устало поддержал меня лис. — А уже потом все остальное. Что именно ты видел?
— Вроде как только конец. Какое-то подобие невероятно худого младенца в центре пентаграммы, на вид метр на метр или где-то так, — я пожевал губу, отмечая практически полностью покинувшую меня головную боль, — И также Питера Петтигрю, который бегал вокруг нее.
Лис устало выдохнул, после чего улегся возле меня, постепенно погружаясь в свои мысли.
— Отдохни, — донесся до меня спустя секунду его голос, — завтра тебя отсюда выпустят, и эти минуты спокойствия сменятся домашней суетой и пинающей глупого тебя Дафной. Так что просто абстрагируйся от лишних мыслей и отдохни, пока можешь.
— Ты так говоришь, будто тот факт, что мы, наконец, покинем Святого Мунго плох, — я расслабленно усмехнулся, ловя себя на мысли, что Феликс после инцидента стал, несмотря на все еще немного хриплый голос и оставшееся ледяное спокойствие во взгляде, более живым. Сейчас я действительно на все сто мог воспринимать его как учителя, который будет вредить своему ученику лишь при острой необходимости, что, тем не менее, не отменяет некоторой скованности в нашем общении, к которому я все еще привыкаю.
Все же тайны объединяют лишь тех, кто их делит, а нам обоим, вероятно, еще не скоро будут открыты все стороны характеров друг друга.
***
— Гарри, — вопреки словам Феликса, меня буквально на выходе из отделения сжала в объятьях Дафна, заставляя в очередной раз усомниться в правильности подхода местных врачей, которые предпочитают давать близким пациента минимум информации, — как ты?
— Все в порядке, — на мою голову плавно опустился несколько несдержанный, хоть и явно символичный, удар ребром ладони, который, вроде как тоже символично, пришелся куда-то в сторону шрама. — Было, — я легко усмехнулся, обводя взглядом остальных ребят, которые, видимо, тоже небезразлично отнеслись к моей долговременной потере сознания, что явно отражалось на их лицах.
В голове вновь мелькнула тоска по покинувшей меня сенсорике, которую, впрочем, моментально сбило понимание того, что в кругу близких мне людей она уже давно работала фоном и некой страховкой на случай появления нежелательных слушателей.
— Жалеет, что не будет возможности подробнее разъяснить свою точку зрения. По крайней мере в ближайшее время, — донеслась до меня усмешка Невилла, на что моментально отреагировала Гермиона, тем самым отнимая у Мэтта и Терри все желание поддерживать эту шутку.
— Ладно, — я вздохнул. И какой смысл вообще был собираться тут, в толпе, ради пары слов? Тетя Петунья не видела меня слишком долго, а несколько часов, которые она провела в моей палате, мало что меняли. Да и мне хотелось поскорей оказаться на Тисовой улице, — спасибо за то, что поддержали, — я искренне улыбнулся. — Хотя, тут, по словам врача, поводов для беспокойства мало.
— Лучше уж так, — серьезно взглянула на меня Гермиона, заставив вновь побеспокоиться о сохранности моего черепа, что абсолютно не вязалось с приподнятым настроением остальных ребят, — ведь еще почти месяц не увидимся.
— Еще раз спасибо, что пришли, — я вновь улыбнулся, привычным жестом провел по ремню перекинутой через плечо сумки, и приняв прощания от остальных ребят, шагнул в камин, выход из которого находился в этом же здании. Правда, несколькими этажами ниже. Похоже, кому-то было лень строить лифт, — из меня вырвался смешок, моментально заглушивший мысль о общей сумбурности дня.
***
Спокойная первая половина лета действительно доставляла мне невероятное удовольствие своей простотой и некоторой заурядностью, однако именно сейчас я, пожалуй, в полной мере стал понимать, почему так мало маглорожденных волшебников и полукровок, выросших в немагическом мире, возвращались к обычной, немагической жизни после обучения в Хогвартсе.
По сути, причина была даже не в отсутствии маггловского образования, или неумении что-либо сделать без использования магии, нет.
Как по мне, дело было в огромной разнице между общей атмосферой этих миров, ведь чтобы заметить разницу между коридорами школьного замка, и офисами многоэтажек в центре Лондона, особых усилий прикладывать не надо.
Между этими микромирами была грань наподобие временной, поэтому человек, сменивший привычную Косую Аллею на не менее шумный торговый центр, изначально даже не будет понимать, в прошлое он попал или же в будущее.
В некоторой мере это пугало, как всегда пугают изменения, однако в то же время это учило меня подстраиваться и привыкать к новым порядкам, одновременно не забывая старые.
Так что время, проведенное мною в доме на Тисовой улице было приятным и неторопливым, но в то же время непохожим даже на те года, которые я безвылазно сидел в этом же самом городке.
Думаю, именно сейчас родственники решили, что я, постепенно взрослея, отдаляюсь от них и от мира, в котором провел свое второе детство.
— Дадли, Гарри, — раздался с первого этажа голос тети Петуньи, заставивший меня отложить книгу, лениво слезть с кровати и непроизвольно улыбнуться, — ужин!
— Уже! — настиг меня в коридоре кузен. Интересно, а как проводил бы свой досуг человек, находившийся в шаге от изобретения лекарства от рака? Был бы вообще у него этот досуг? — Я кинул задумчивый взгляд на спускающегося по лестнице Дадли. — Нет уж. Вообще без отдыха нельзя, так как человек, который изобрел нечто подобное, но перегорел, многим глупее человека, который изобрел это лекарство немногим позже, однако сохранил здоровье и настрой.
Главное дело в жизни ни в коем случае не должно становиться единственным. Хотя, мне ли говорить за фанатиков? Ведь мой подход к некоторым делам можно назвать воистину фанатичным, так как сейчас дом на Тисовой улице защищали лучшие артефакты, которые я смог найти в моем родовом доме и которые были свободны, а также пригодны для использования. Но эти мои действия все же имеют основания, верно?
***
— А здесь красиво, — раздался неподалеку на удивление восторженный голос Дадли. Сейчас он как никогда напоминал маленького, явно не размерами, ребенка.
— Если честно, не очень, — недовольно вздохнула подошедшая Гермиона. — К тому же, это всего лишь аэропорт. Да и вообще, нужно побыстрее выбраться в город, — в ее голосе появились новые, несколько пугающие меня, нотки стали. — Вдруг Гарри опять станет нехорошо, — страх моментально уступил легкому раздражению, подкрепленному видом моментально взволновавшейся тети.