В большой и светлый храм, с высоким куполом и стрельчатыми окнами, забранными тонким «хрустальным» стеклом, Горыня вошел без трепета и спокойно, как хороший офицер входит в кабинет генерала. То есть понимает – всегда найдется, за что его взгреть, но косяков особых нет, и потому душа спокойна.
Никифор, встретивший у входа, молча протянул чашу, вырезанную из дерева, и качнул головой в сторону стоявшей в глубине храма статуи. Там, на длинных полках вокруг идола уже стояли рядами такие же чаши. Принятое богами исчезало, а то, что оставалось в чашах, делилось между весью и храмом Рода в Медведевске.
Горыня ссыпал в чашу медные чешуйки своего предшественника по телу и ту серебряную монету, что нашел в доме. Добавил от себя еще пять монет и уже понес, чтобы поставить на полку, когда вдруг остановился.
Сердцем понимая, что не серебро нужно Роду, подошел ближе к статуе и вгляделся в черты лица, исполненные талантливым резчиком из древесины столетнего дуба. Род в сосновском храме был похож не на гневного карающего бога, а на чуть усталого, но внимательного родителя, с едва заметной полуулыбкой смотрящего на своих детей.
Ссыпав деньги в горсть и спрятав в карман, Горыня поставил чашу перед статуей и, полоснув по ладони ножом, сжал руку в кулак.
Когда в чаше набралось примерно полстакана, перехватил рану куском чистой тряпки, которая лежала в кармане именно на этот случай, и поднял свой дар.
– Прими, Род-батюшка.
Резкая вспышка ударила по глазам, словно взрыв световой гранаты, а когда Горыня проморгался, то сквозь зеленое марево увидел, что чаши в руках нет, как нет и пятен крови на сжатом в руке платке.
– В чем клялся-то? – спросил Никифор, подошедший сзади.
– Да ни в чем. – Горыня поднялся на ноги и оглянулся на слегка опешившего волхва.
– Клятва кровью – серьезная клятва. Тако вои, что идут на смерть за родную землю, призывают Родово благословение.
– Мне, чтобы защищать родную землю, не нужно клятв. – Горыня, почувствовав, что боль в раненой руке куда-то ушла, размотал платок и увидел, как рана буквально на глазах полностью исчезла. – Я один раз уже поклялся и уверен, что этого достаточно. А вот подношение сделать… Ну, что я купец, чтобы деньгами кланяться? – Он залез в карман и вытащил приготовленные для дара деньги. – Это вот возьми для тех, кто нуждается. Можешь в храм отдать, можешь людям. Сам смотри. И вот это, – он достал из другого кармана горсть гривен, – отдай Тасье. Не берет она у меня деньги, говорит, что мне нужнее. А хозяйство у нее небогатое. – Он кивнул волхву и вышел из храма на площадь.
Телеги, на которых сложили разбойников и тело упыря, уже вытянулись одна за другой, и потихоньку караван двинулся вперед.
Горыня поклонился до земли бабке Анастасье, что привечала его, когда все в селе отвернулись, обнял на прощание, легко взлетел в седло и легким хлопком коленей послал Обжору ходкой рысью, чтобы догнать голову колонны, где ехал Савва.
В разговорах и неторопливой езде по Царскому тракту провели пять дней, столуясь в придорожных трактирах и один раз остановившись на берегу широкой реки, которую называли Волгла. На реке вопреки ожиданию Горыни было вполне оживленное судоходство. Сновали крупные баржи, широкие лодки и высокие парусники.
Савва, вышедший к утесу вместе с другими, вдруг поднес ладонь к глазам, закрываясь от солнца, и ткнул пальцем в едва заметную точку в небе.
– Глади-ко, почтовый из Новограда пошел. Смотри, Горыня, такого чуда мож и не видывал никогда, чтобы люди-то по воздуху, словно птицы.
Горыня чуть напряг зрение и действительно увидел на фоне небесной синевы чуть вытянутый пузырь, за которым тянулся едва видимый дымный след.
– А летает, на угле, что ли?
– Ты бы еще сказал на дровах. – Савва рассмеялся в голос. Нет не на угле, но земляное масло жрет исправно. Сам видел, как заливают из бочки.
– А корабли такие есть? Ну, на земляном масле, – поинтересовался Горыня и оглянулся на посерьезневшего тысячника.
– Есть, как не быть-то. Только дорого то. Вон у нас всего пара, у нижегородцев два десятка, у астраханцев с сотню, да в Русском море[14] – с сотни две. Вот те точно на угле ходят. Только не обычном, а горючем камне, что добывают из земли. А вообще это тебе к розмыслам княжьим, да вот не любят они вопросов.