Никакой жалости к наёмному убийце Андрей не испытывал. Тот вполне заслуживал своё нынешнее состояние. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся.
— Спрашивай теперь ты, дорогой. — Джиса присела на лавку рядом с Эльмием, но спиной к столу, и с полуулыбкой посмотрела на супруга. Помощник палача на полусогнутых ногах подбежал к госпоже, с поклоном вернул ей лечилку, и ола, взяв перстень, по новой зарядила кристалл янтаря в нём. — Он готов отвечать.
С утверждением жены, посмотрев на подвывавшего от боли, похоже, уже сломавшегося наёмного убийцы, Андрей был согласен. Вообще, у землянина имелось своё мнение насчёт пыток Пустынника. Тот ведь явно человек умный, иначе так долго бы не проработал на своём поприще, одиночка, а значит выгораживать ему некого, он хорошо понимал, что его ждёт в пыточной, потому и молчать не стал бы.
Наверное, могли обойтись и обычным допросом, без, так называемого, пристрастия. Вот только, в Гертале привыкли больше доверять тому, что человек расскажет, будучи мотивирован болью и страданиями, вспомнит даже то, о чём в обычных обстоятельствах забыл. В своей правоте относительно этой стороны жизни Немченко уверен не был, и лезти со своим уставом в чужой монастырь не торопился.
— Подожди, моя прекрасная ола. — Андрей подошёл к столу, переступил через лавку и сел между женой и выступавшей в роли писца мажордомом Сариной. — Дай хотя бы глазами пробежаться по тому, что наш друг уже поведал. И это, переместите его с верстака на дыбу. Как вы вообще могли его о чём-то спрашивать, не видя лица?
— А зачем нам на его морду любоваться? — удивилась Джиса.
— Ну, как. Видно же по мимике, врёт человек или нет.
Супруга недолго обдумывала его слова и тихо рассмеялась. Присутствовавшие не рискнули поддержать её в открытой насмешке над очевидной глупостью, сказанной господином, и промелькнувшие у них улыбки мгновенно спрятали.
— Можешь не сомневаться, Анд. Читай, там всё правда. — ола Рей пересела лицом к столу и заглянула в разложенные перед мужем свитки, словно хотела убедиться, что Сарина ничего не перепутала.
Почерк матери Мии, в отличии от врачебного у её госпожи, читался легко. Каллиграфии в этом мире не имелось, иначе буквы, выведенные Сариной, можно было бы считать каллиграфическими — чёткие и понятные. Хоть снимай её с должности управляющей замком и назначай начальником секретариата.
В признаниях Пустынника Андрея впечатлило не количество убитых людей по заказу — пятьдесят два, а вдвое большее число тех, от кого наёмный киллер избавился при подготовке покушений и после них. Сволочь реально никого живым не оставлял, даже тех, кто работал на него не за деньги, а из чувства признательности или считая убийцу своим другом. Втираться в доверие подонок умел неплохо — десятки обманутых его словесными кружевами мужчин, женщин и детей могли бы это подтвердить, останься они живыми.
— Девчонку-то одиннадцати лет зачем утопил? Она тебя видела всего один раз, и то в полутемноте. — прочитав четвёртый по счёту листок, Немченко не мог сдержать гримасу презрения. — Малышка совсем, и привязалась к тебе как к отцу родному. Единственному, кто её бедняжку не бил, зато подкармливал.
Пустынника уже сняли с верстака и, вывернув ему руки сзади, подтянули кверху, но суставы пока не выворачивали. Ол Рей показал себе пальцем на губы, и палач развязал ремень стягивавший пленнику рот.
— Она… — он издал длинный протяжный стон. — Она болтала как сорока, ох, больно, больно, и…
— Чего и?
Жизнерадостный обормот, подвизавшийся помощником ката, не дожидаясь указаний начальника или самого господина, выхватил из камина раскалившуюся на конце до кумачового цвета кочергу и прижёг Пустыннику пах.
Раздался такой дикий вопль, отражаемый стенами и сводчатым потолком, что полностью заглушил лязг цепей, на которых забился убийца. К запаху крови, кала и мочи добавилась вонь жжёной человечины и палёных волос. Последний аромат был самым отвратительным, хуже чем у дерьма.
Палач отвесил парню сильный подзатыльник, а Джиса это одобрила:
— Ещё раз без команды проявишь усердие, Кильн, лично с тебя шкуру спущу.
Из-за действий не в меру ретивого детины пришлось ждать, пока Пустынник перестанет извиваться и начнёт хоть немного вновь соображать. Да, сейчас он мало напоминал того уверенного и хладнокровного мужчину, каким Андрей увидел его в первый раз. Он уже не просто сломался, а постепенно превращался в обезумевшее от страха животное. Крысу. К сравнению именно с таким животным подталкивали факты его биографии. Немченко даже читать было противно.