— По-хорошему, Орест Неонович, нужно задуматься об открытии университета. А лучше двух.
— Двух?! Да во всей Европе только три. Куда нам сразу два?
— У нас расстояния большие. Не каждый сможет два месяца добираться. А так будет два… Один здесь, во Владимирграде с акцентом на гуманитарных науках. Второй, к примеру, в Туле, технический.
— Прошу прощения, мессер, — замялся алхимик. — Но смысл университета в том, что там обучают всем наукам. Не было ещё такого понятия, как технический университет.
— Почему бы нам в этом не стать первопроходцами? Но это планы на далёкое будущее. Сейчас достаточно и просто специализированных школ, из которых те университеты и образуются. Нужны преподаватели. Много преподавателей. Придётся из других стран приглашать знающих людей. Причём, не только специалистов и учёных, но чтобы они могли и научить других.
— Как же они будут недорослей учить, если у нас языков не знают европейских, а там — русского?
— Значит, надо и языкам учить. Той же латыни.
— Это же сколько денег потребуется, мессер?!
— Вот мы здесь и сейчас эти деньги и зарабатываем, Орест Неонович. Если не мы, то кто же? Вот только вначале надо хоть как-то решить проблему с недородом зерна, а то на голодный желудок умных книг много не прочитаешь.
— Так, а мы-то здесь причём? — удивился алхимик.
— Очень даже причём, — покровительственно улыбнулся я. — Земли нашей империи можно разделить на две части условной горизонтальной линией проходящей примерно через Владимирград. Всё, что севернее — зона рискованного земледелия, когда урожай таков, что его еле хватает на прокорм. Да, в хорошие годы остаётся и на продажу, но они не часты, — начал я лекцию.
Лин слушал меня и пока не понимал, к чему это я клоню и причём здесь он:
— Так всем же известно, что чем южнее, тем лучше родит земля.
— Одна из причин этого заключается в том, что почва в наших южных губерниях щелочная, а в северных — кислотная.
— Так… — Орест Неонович оживился. — Интересно.
— Если с кислотностью бороться, то урожайность повысится на треть, а то и выше. Сделать это можно разными путями, в том числе, внесением в почву азотсодержащими соединениями. Вот только с сильнокислотными почвами это может не сработать и потребуется вносить, к примеру, доломитовую муку. В принципе, подойдёт и просто что-то известковое, вот только важно не переусердствовать.
— Я начинаю догадываться, мессер, — закивал Лин.
— Но с азотсодержащими соединениями может случиться определённая проблема, поскольку их нельзя хранить во влажной среде. То есть, если мы наладим производство чего-то такого. Например, сухой мочевины, то как хранить?
— А почему мочевина, мессер?
— Так с источником сырья проблем нет, — улыбнулся я. — Народу только скажи, и вёдрами начнут приносить за небольшую денежку.
— Это да. Останется только получить азот. Можно выпаривать, к примеру.
— Тогда нас возненавидят, как древние ненавидели красильщиков, выпаривавших мочу.
— Можно просто заказывать другим этим заниматься, а самим лишь заниматься скупкой. Надо подумать, — сказал я, — над тем, можно ли как-то ещё получить азот, минуя такой неприятный момент.
— Как я понимаю, этим придётся заняться мне? — спросил Лин.
Ну не мне же! Я лишь улыбнулся в ответ:
— Но это не значит, что можно позабыть и о других делах. Забрасывать то, что приносит ощутимую прибыль ради изысканий, — не наш метод. Как вариант, можно обойтись птичьим навозом, вот только он… как бы сказать?.. Слишком ядрёный и следует выверить пропорции.
В редакции столичной газеты ощущалось приподнятое настроение, поскольку был напечатан очередной номер и его готовили к отправке в провинции.
— Почему с опозданием? — спросил я, правда, без излишней строгости.
— Хотели поместить в него заметку о прошедшем осеннем бале, Ваше Высочие. Читателям хочется знать содержание речи императрицы, кто во что был одет, какие случаи там происходили и прочее. Если бы мы отправили газету, как планировалось изначально, то о бале люди прочитали бы уже в начале следующего года, а вы сами говорили, что следует стремиться к актуальности, — ответил мне главный редактор.
— Хорошо, только тогда следует учесть и бал в следующем году, да и другие праздники и общественные события. Как вариант, можно делать экстренные выпуски, посвящённые чрезвычайным событиям, а не изменять дату выхода очередного номера. Вот скоро новый год, а газете имеется хорошая статья, в которой вспоминается столичное ёлочное празднование. Жители дальних губернских городов прочитают её слишком поздно и не успеют у себя провести нечто подобное.
— Так они же помнят, что было в начале этого года.
— Наверняка уже забыли. Потребуется лет пять или десять, чтобы где-то люди стали массово встречать новый год без особых напоминаний. Новые веяния воспринимаются всегда с трудом.
Редактор записал в блокнот и эти мои слова.
— Я же пришёл по следующему вопросу: ещё весной мы давали объявление о том, что разного рода изобретатели могут написать о себе, и некоторые из них имеют шанс быть приглашёнными в столицу. Имеются ли какие письма?
— Да, Ваше Высочие, примерно полусотня, если не больше, лежит в отдельном ящике.
— И почему не передали управляющему торгового дома «Доверие»?
— Простите! Засуетились и подзабыли.
— Хорошо… То есть, плохо, конечно. Люди ждут ответы, а письма месяцами лежат мёртвым грузом. Давайте мне их все, а то ещё затеряются, — не скрывая недовольство произнёс я и нахмурился. Ибо нефиг. Пусть видят, что серьёзно накосячили.
С письмами решил разобраться после обеда, поскольку можно спокойно развалиться на кровати и, не спеша пожёвывая сладкие булочки, в очередной знакомиться с тем, как живёт простой народ.
После четвёртого прочитанного письма мне вспомнился некий персонаж из «Мёртвых душ», мечтательно вздыхающий о том, как бы хорошо было «чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян». Не знаю почему, но то предложение в газетной статье с просьбой писать о своих изобретениях, многие восприняли как повод поклянчить деньги на прожекты с сомнительной пользой и, конечно же, без всякой сметы. Уже с десятого письма я по первым строкам уже стал распознавать подобных Маниловых и без сожаления скидывал письма на пол.
Попадалось не мало претензий и на изобретение вечного двигателя. В результате из пяти десятков посланий, менее дюжины содержали нечто почти интересное, но без явной прибыли для общества… так, мелкие улучшения уже существующих вещей и механизмов. Получилось, что хотя я и по делу обругал лентяев, складывающих эти письма в долгий ящик, на самом деле ущерба они и не нанесли никакого. Ладно, покажу их Лину и Власу, может они что и увидят полезное.
Честное слово, кажется, что тому же Петру Первому было легче, поскольку в других странах уже имелось то, к чему он стремился. Да, император наломал немало дров и, возможно, для государства было бы лучше, если некоторые его идеи не осуществлялись.
Потом стали вспоминаться книги о попаданцах, оказывавшихся в альтернативных российских государствах, где, несмотря на кардинальные расхождения с предыдущей реальностью, обязательно имелись учёные со знакомыми фамилиями, занимавшиеся теми же самыми науками. Таким образом, попаданцу оставалось лишь встретиться, к примеру, со Сперанским и Боткиным, и те с радостью воспринимали новые идеи и безоговорочно всячески начинали помогать. Почему же здесь нет своих Ломоносова и Нартова или, хотя бы шведа Рихмана?
С этими грустными мыслями я уткнулся в подушку и, ворочался какое-то время. Хмм… А где Глашка? Куда она запропастилась? Неужели гады министерские кому-то снова отдали?
Глава 55
— Ваше Величие, это уже произвол какой-то! Так и до революции недалеко! — я почти ворвался в чайную, где Елена Седьмая в одиночестве наслаждалась свежезаваренным китайским напитком, приобретённым мною у хазарского скупщика. — Мало того, что лакеев моих, коих я столько времени уму-разуму учил, забрали, так и девку Глашку, нянчившуюся со мной столько лет, кому-то отдали.