— Ни о каком, — продолжил я беспечно тыкать вилкой в салат. — Мне просто интересно узнать как можно больше о провинциальной жизни. У мамана… у Ея Величия, то есть, в штате состоит одна фрейлина. Всем она хороша, но вот служебные обязанности, исполняемые ею… Короче, не для неё это. Ей бы замуж, супруга любить и детей рожать… Кстати, даже строгий дворцовый этикет ограничивает используемое вами сейчас официальное титулование лишь несколькими случаями, — поморщился я.
— Извините, Ваше Высочие! — смутился князь. — Что касается фрейлин, то находиться постоянно при императрице — большая честь и обязанность, — продолжил Шаликов. — Имей я чрезмерные амбиции, то обязательно бы определил Нику на такую должность… Да испей, дочь, снова воды! Что-то много кашляешь сегодня.
— Так-то так, князь, но не всем это подходит. Находиться в центре дворцовых интриг и прочих действ — не каждой дано. Кому-то хочется и спокойной семейной жизни, наперекор желанию родителей через дочь влиять на внутреннюю политику государства.
— Это можно понять, — кивнул Пётр Ипполитович, давая слуге знак принести паштету. — И кто эта фрейлина, если не секрет?
— Не хочу пока называть, но она старшая дочь одного княжеского рода, отданная в штат императрице, дабы младшие сестры смогли найти себе хорошую партию.
— Ну да, ну да… Мне редко доводилось слышать, чтобы дочь какого-нибудь графа занимала подобную высокую должность. А уж камер-фрейлиной такая точно никогда не станет. Могу я спросить о причине, по которой вы, принц, решили поучаствовать в судьбе той девицы?
— Сам не знаю, — дёрнул я плечом. — Просто дворцовая жизнь не для неё. Печально видеть, как красивая девушка, достойная знатного жениха, живёт не своей жизнью.
— Красивая?
— Даже очень, — кивнул я. — А вот эти заячьи почки просто объедение! Их готовят по какому-то особому рецепту?..
— Я скучала, — неожиданно откровенно произнесла Ханна, когда мы остались наедине. Благо в усадьбе Шаликовых можно было не слишком задумываться о соблюдении всех тонкостей этикета.
— Я тоже, — мой голос прозвучал довольно тихо, но убедительно. — К сожалению, в столице много дел, которые требовали моего участия.
— Понимаю. Даже мне в Саркеле приходилось постоянно чем-то заниматься, а здесь я просто отдыхаю и делаю лишь то, чего хочу. Вот, рукоделию Ника меня сейчас учит, а наступит лето, буду показывать ей, как надо в седле держаться и из лука стрелять.
— Ой, ли?.. К лету она замуж выйдет и в дом жениха уедет, наверняка. Поговаривают в военном ведомстве, что до победы недалеко. Вот только сомневаюсь я.
— Что так?
— Как говорил один из великих: «Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и деньги». Вот у германцев эти деньги откуда-то недавно появились. Да ещё в большом количестве, а казна ляхского короля уже почти пуста. Как бы всё белым миром не закончилось.
— Что это — ‘белый мир’? — удивилась Ханна.
— Ничья, попросту выражаясь. Только для нас эта ‘ничья’ будет сродни поражению, поскольку все будут только и говорить, что такое огромное государство не смогло завоевать небольшие германские феоды. И никого не будет волновать, что деньги у германцев не свои, а от идумеев, держащих в финансовой зависимости пол-Европы.
— Интриги, — понимающе кивнула девушка. — Дядя очень этих едомеев-идумеев не любит. Он часто говорит, что осёл, груженный золотом, возьмёт любую крепость.
— Я тебе подарки привёз, — решил изменить тему разговора и показал несколько изящных женских безделушек, привезённых с военными трофеями.
— Красивые, — улыбнулась Ханна и, потянувшись, неожиданно чмокнула меня в щёку. — Надо бы Нике что-нибудь из этого дать.
— Ей я тоже привёз, не беспокойся, — не стал я заострять внимание на этом неожиданном проявлении чувств.
— Скажи-ка, Юлий, а что это ты о женитьбе с князем заговорил? — прищурилась визави.
— Ничего, — для убедительности я развёл руками. — Просто.
— Ну, вот зачем ты так? — даже расстроилась девушка. — Я, пока мы плыли сюда, неплохо тебя изучила, — лёгкий румянец покрыл щёки Ханны, — и вижу, когда ты строишь какие-то планы или каверзы.
— Хорошо, сдаюсь… Ты права. У мамана, как я уже говорил, появилась новая фрейлина, которая часто находится в одиночестве, когда остальные веселятся, а потом плачет, жалея себя. Просто захотелось помочь и князю, и ей.
— Ну, да. Он ещё видный мужчина, и детей у них может родиться немало. Вот только что скажет Ника и её брат, когда вернётся? Наследство-то князь оставит не слишком большое, как я вижу.
— Я рад, что ты такая рассудительная у меня. Что-нибудь да придумаем. Земель в государстве много, так что никто в бедности не останется.
— Надеюсь, ты так не обо всех будешь беспокоиться? Поскольку тогда от просителей проходу не будет, — серьёзно спросила племянница кахана. — Люди в первую очередь должны рассчитывать на себя.
— Даю слово! — улыбнулся я.
— О чём это ты? — Ника неожиданно вошла в комнату.
— О том, что привезу ещё подарков, а сейчас тебе привёз вот это, — показал на несколько предметов, выложенных на столик.
Ближайшее время девушки были заняты рассматриванием безделушек и обсуждением их дальнейшей участи, а я размышлял о том, что Живчик и жених Ники вполне могут и не вернуться домой, оставшись лежать в чужой земле, отдав свои жизни за чужие амбиции. Надо будет князя скорее женить, чтобы он не сошёл с ума, в случае утраты, а вот как быть с Никой? Впрочем, она молода и красива, из знатной семьи, пусть и не очень богатой, так что особо об её будущем беспокоиться не стоит. Мне свою бы обустроить.
От приёма гостей-соседей уберечься не получилось. Они быстро прознали про мой приезд, и на следующий день усадьба Шаликовых была полным-полна, как та коробушка из песни. В основном были всё те же, что и в прошлый раз, так что особого официоза удалось почти избежать. Если взрослые больше интересовались глобальными вопросами, расспрашивая о столичных новостях, то молодёжь, — как правило, женского пола, — бросали недобрые взгляды на Ханну, пытаясь понять её статус и моё к ней отношение. Некоторые даже демонстративно хмыкали, когда видели, как эта незнакомая ранее девушка по-свойски обращалась ко мне. Впрочем, подобное поведение объясняли тем, что она берёт пример с Ники, которая тоже не отягощала себя излишним соблюдением даже провинциального этикета.
Единственной гостьей, которая имела некоторое право бросать косые взгляды на хазарку, была Настя Дивеева. Но почти далёкие печальные события, произошедшие с её семьёй, сильно изменили девушку, и она приняла незнакомку без излишнего удивления. Вскоре все три о чём-то оживлённо беседовали в уголке, куда бросали любопытные взгляды некоторые соседские недоросли.
Как я и подумал, они оказались не очень сообразительными и, пока я против своей воли развлекал их родителей умными речами, начали клеиться к Ханне, чем немало потешали Нику. Да, я внимательно наблюдал! Конечно, у меня и в мыслях не было бросаться в бой, показывая кто тут главный. Зачем?! Пусть девушки развлекаются, поскольку здесь зимой действительно скучно, а конкуренции мне бояться просто нелепо.
А разговор с помещиками начинал приобретать интересное направление. Непонятно почему, я начал говорить о повышении роли женщин в государстве. Мои речи о том, что половина населения почти бесправна и вынуждена находиться в тени своих родителей, а потом и мужей, повергла некоторых в изумление. Впрочем, после продолжительной дискуссии, — да, я поощрял не соглашаться со своим мнением, — некоторые женщины увлеклись этой идеей.
— Я бы тогда стала учительницей в школе, — неожиданно послышался несмелый голос Насти.
Оказывается, она уже некоторое время стояла рядом и внимательно внимала речам взрослых. Неудивительно, что взгляды многих гостей устремились на неё, посмевшую влезть в разговор.
— Почему бы и нет?! — я решил поддержать девушку, пока кто-нибудь из ревнителей этикета не успел указать ей на бестактность. — Если есть знания и умение донести их до других, то это хорошая идея.