В хлопотах время летит быстро. Я и оглянуться не успел, как наступил конец месяца, и подошёл день созыва Государственного Совета. Как и в прошлый раз, когда обсуждалось предложение поляндского короля, для проведения была отведена Малая зала дворца, поскольку всех министров и главных жрецов, их товарищей и обслуживающего персонала рабочий кабинет императрицы ну никак не вместит.
Присутствовали и родственнички — мои дядья. Хотя они и не имели никаких государственных постов, но как второй и третий наследники могли находиться на любом заседании Совета. С Титом Прокопьевичем я встречался совсем недавно, почти перед самым Новым годом, а вот Дмитрия Прокопьевича видел лишь на юбилейном балу, когда познакомился с Ханной. Оба принца важно, не торопясь бродили по зале, приветливо всем улыбаясь, привлекая взгляды всех министров.
— Чего-то они припёрлись? — не удержался я от вопроса, наблюдая за этой клоунадой.
— Принц! — укоризненно покачала головой маман. — Постыдитесь! Они же ваши ближайшие родственники и имеют право здесь присутствовать.
Перед началом данного мероприятия, как водится, были проведены жертвоприношения и прочие сопутствующие религиозные действа. Главные жрецы знали, конечно же, о предстоящем обсуждении и недобро косились в мою сторону. Я же старался выглядеть беззаботным. Да и нетрудно это было делать, поскольку Малую залу охраняли мои лейб-гвардейцы. Как говорится, бережённого… Вот я и старался предусмотреть все возможные неприятные моменты, каждый день по два раза вызывая на доклад Верёвкина.
Наконец, все члены Государственного Совета заняли свои места. Я уселся по правую руку Елены Седьмой, хотя ранее на подобном мероприятии это место мне никто не предлагал.
— Господа! — по давней традиции заседание вступительной речью открыла императрица, продолжая сидеть в кресле. — Сегодня мы обсуждаем два вопроса, предложенные наследным принцем. А именно — изменение состава Государственного Совета и создание нового ведомства. Основаниями для этого послужили неудовлетворительное состояние дел в Империи и довольно низкое религиозное рвение наших подданных. Мы уверены, что никто не будет отрицать сие, и каждый может высказать своё мнение в процессе обсуждения.
Присутствующие министры и приравненные к ним чиновники поднялись, и поклонились.
— Господа! — мне, как любому взявшему слово на Государственном Совете, пришлось встать. — Наблюдая за состоянием умов жителей Империи, я пришёл к неутешительному выводу, — почти все они страшно далеки от богопочитания. Большинство храмов находятся в удручающем состоянии. Жрецы манкируют своими прямыми обязанностями. Жертвенники не видать за зарослями бурьяна, а к которым ещё можно подойти, покосились и покрылись грязью. Наша Империя с давних времён претендовала на статус наиболее богобоязненного государства, но я вынужден сказать, что сейчас мы одни из наиболее безразличных к богам.
Я перевёл дыхание и продолжил:
— Будучи недавно в Хазарии, не мог не признать повсеместную религиозность кочевников. Они обращаются к жрецам своего культа по любым относительно значимым вопросам. Их священники уважаемы и никто не проходит мимо, не поклонившись им. Как это разительно отличается от нашей действительности!..
Я продолжал вещать и попутно наблюдал за лицами присутствующих. Кто-то недовольно кривился, другие — согласно кивали, но было немало и безразличных. Лишь жрецы сидели с красными лицами и, как мне показалось, что-то бубнили себе под нос.
— …Посему, я предлагаю оставить в Совете лишь одного главного жреца, который от имени всех священников, начнёт заботиться о религиозной жизни во всей Империи. Он будет приравнен по статусу к министрам, хотя и станет руководить лишь ведомством. Отныне храмы не будут получать обычную денежную помощь из казны. Сколько монет и иных средств принесут люди, столько храмы и будут расходовать. Кто не хочет трудиться на благо своего храма, тот и не ешь! Если первосвященник решит, что богатые храмы могут поделиться с бедными, то это богоугодное дело. Само государство не будет вникать в данные дела. Конечно, в случаях непредвиденных бед и катастроф из казны поступит необходимое вспомоществование, но не более суммы, выделенной новообразованным религиозным ведомством…
Наступили дебаты. Понятно, что все без исключения главные жрецы выражали полное несогласие с моими доводами и рисовали радужные картины религиозной жизни Империи. Но последующие выступающие, часто соглашались со мной, видя необходимость в предложенных преобразованиях. Кое-кто даже предлагал своё видение разрешения проблемы, и ответственный секретарь еле поспевал вести протокол.
Через три часа, когда присутствующие высказались и окончательно определились с позицией, наступило голосование. Если бы не пункт, не допускающий к голосованию как инициатора нововведения, так и тех, на ком они должны непосредственно негативно или позитивно отразиться, то положенных двух третей моё предложение никогда бы не набрало, поскольку главных жрецов очень много. Забавно было наблюдать, как все они сделали вид, что не помнят о данном требовании и настолько энергично приготовились голосовать, что пришлось вмешаться императрице, дабы привести их в чувство.
И вот тут случилось то, что к чему я не был готов, — голоса сложились так, что хотя шестьдесят процентов министров оказались на моей стороне (спасибо Верёвкину за их вразумление!), но не хватило совсем чуть-чуть для победы.
Я, вероятно, побледнел, поскольку почувствовал, как похолодели руки, а внутри всё опустилось.
— Согласно регламенту, — неожиданно подал голос Тит Прокопьевич, — второй и третий наследники имеют право неполных голосов. Странно, что главный секретарь, руководящий сим мероприятием, позабыл спросить о наших мнениях.
Главные жрецы прекратили кудахтать и оторопело посмотрели на принцев крови. Вероятно, мои дядья очень редко посещали Государственный Совет, и произошла вот такая непредвиденная накладка.
— Ваше Императорское Высочие, — наконец подал голос главный секретарь, — как вы желаете распорядиться своим неполным голосом?
— Я отдаю его за высказанное моим племянником предложение! — эти слова гулом отразились от стен и потолка Малой залы.
И тут же взоры всех присутствующих обратились к Дмитрию Прокопьевичу. Оно и понятно… Если он проголосует против или воздержится, то моё предложение будет отклонено.
Дядька встал и полной тишине раздался его ответ:
— Я тоже отдаю свой голос за выдвинутое предложение!..
Скорее всего, моральные силы присутствующих были истощены от неожиданных и продолжительных дебатов, поскольку моё предложение о создании Счётной палаты не встретило почти никаких возражений и так же было принято.
— Выношу окончательный итог по результату голосования Государственного Совета по выдвинутому предложению Его Императорского Высочия наследного принца Юлия Прокопьевича о лишении всех главных жрецов статуса чиновников, приравненных к министрам Империи, и о создании Религиозного ведомства с первосвященником в качестве руководителя: предложение принято! Так же принято предложение о создании Счётной палаты! Текущее заседание Государственного Совета объявляется закрытым!
Я не удержался и шумно выдохнул. Ай, да дядья! Вот молодцы!
— Поздравляю, принц… — без особой радости произнесла Елена Седьмая, когда мы оказались в отдалении от всех. — Удивили нас родственники, удивили… Интересно, какие преференции теперь они потребуют за данную помощь?
— Преференции? — переспросил я, еще не особенно хорошо соображая.
— А как вы думаете?! Конечно, захотят и не мало. Или вы готовы отказаться от их голосов?
— Нет, конечно… — замямлил я.
— Ну, и хорошо, — ответила родительница моего тела и пошла к дверям.
Я продолжал стоять в раздумьях и лишь краем глаза заметил, что дядья направились вслед за императрицей. Мдя… Плохой знак. Даже не подошли ко мне с поздравлениями. Видимо, невысокого они мнения о своём племяннике. Интересно, они предполагали, что так всё обернётся с результатами голосования, или это был экспромт? Ладно, главное — сделано важное дело, ну а возможная цена за него… Надеюсь, она не превысит разумные пределы.