– Ты принёс мне жертву. Ты ухаживал за моим жертвенником.
– Не помню такого.
– В городе ты вылил на мой жертвенник вино, а потом стал очищать его от грязи.
Точно! Когда я искал Власа во Владимирграде, то действительно, что-то подобное сделал.
– Да, было такое. Я увидел позабытый всеми алтарь и решил привести его в порядок… как смог, конечно.
– Вот за это я даровал тебе моё благорасположение, – произнёс Гефест. – Мы, боги, пренебрегаемы сейчас многими людьми… очень многими. Вот раньше…
Олимпийский бог пустился в воспоминания и долго рассказывал о прежних временах, когда вино и кровь жертвенных животных непрестанно возливались на алтари, когда люди каждый день возносили молитвы. Я слушал и не перебивал. Мне было интересно, к чему всё это?
– Но не только жертвы угодны нам, но и искреннее желание сделать добро. Вот ты один из тех, кто смог мне дать не только силу от жертвы, но и показал свою искренность.
Я продолжал молчать, боясь неосторожным словом испортить благодушие Гефеста.
– Спрашивай, смертный. У меня сейчас не так много дел, так что я могу ответить на твои вопросы, которые ты считаешь важными.
Вот оно!
– Почему мне дали второй шанс на жизнь?
– Почему бы и нет? Не ты первый, не ты последний. Боги привыкли развлекаться и не хотят отказываться от этого.
– Почему я постепенно забываю то, что знал совсем недавно и вспоминаю, чего никогда не видел?
– Это хороший вопрос, смертный. Я попытаюсь тебе объяснить, но не уверен, поймёшь ли ты. Представь, что ты долго живёшь на острове, где бьёт лишь один родник. Ты счастлив и доволен. Но потом тебе кто-то сказал, что на соседнем острове вода вкуснее. Ты преодолеваешь серьёзные препятствия, чтобы попасть на тот остров и, припав к источнику, понимаешь, что вода действительно приятнее. Где ты захочешь жить?
– На втором острове, наверное.
– Со временем ты привыкаешь к новым ощущениям, но забываешь прежнее место жительства, и в твоей памяти остаётся лишь воспоминание, что там было хуже. Зачем тебе помнить, что где-то и когда-то тебе было хуже? Незачем.
– Наверное, я понимаю тебя, Гефест. Но почему я приобретаю новые воспоминания?
– Некоторые смертные могут позабыть о том, как жили раньше, когда придут в новое место. Но в новом месте они могут не обрести удовлетворение. Чтобы ты не испытывал скорби по тому, чего ты не в силах вспомнить, тебе даются новые воспоминания. Да и не такие уж они и новые. Для тела, в котором ты сейчас обретаешься, эти воспоминания являются родными.
– Почему я не могу помнить и то, и другое? Почему я не могу сам решать, что мне помнить, а что можно забыть?
– Ох, уж эти смертные! – неожиданно рассмеялся бог-кузнец. – Всё вам мало. Может ли ты одновременно спать на первом и втором этаже? Можешь ли ты одновременно плыть на корабле по морю и взбираться на высокую гору, находящуюся в пустыне? Долго на двух стульях не усидеть. Наступает время, и приходится выбирать что-то одно.
– Разве я могу выбрать свою прежнюю жизнь?
– Нет, конечно! Ты от неё отказался в тот момент, когда умер. Теперь у тебя новая жизнь, и с воспоминаниями прежней следует расстаться.
– Я понял тебя, Гефест, – с грустью произнёс я. – Но как я тогда смогу помочь всем тем людям, среди которых живу? Я так много читал в прежней жизни полезного, и теперь начинаю забывать обо всём!
– Хмм… То есть, ты просишь не для себя, а для других?
– Ну… И для других тоже.
– Мне нравится твой честный ответ, смертный. Невозможно любить других, если не любишь себя. Тебе будут возвращены все знания, которые ты искал в прежнем мире, дабы помочь людям, живущим в новом. Но то, что успел позабыл, – из приобретённого ещё тогда, когда не помышлял о новой жизни, – оно утеряно безвозвратно, как несущественное.
И прежде, чем я что-то успел сказать, Гефест ударил молотом по земле.
***
Открыв глаза, я увидел перед собой стол и кучу исписанных бумаг. Я спал? Это был сон или?.. Я взял лист, исписанный более чем на половину и начал его перечитывать. Ага, рецепт выплавки стекла. Хмм… Вот вижу ошибку… Вот ещё одну… Беру другой лист и снова вижу ошибки в тексте. Ура! Гефест не обманул, и мне возвращены важные знания.
И тут же я испускаю вопль отчаяния, – я не помню имён своих дочерей! Хотя, были ли у меня дочери? Да, были… Был сын Леонид, была жена Елена. Эх, Гефест... Ты и тут сказал мне правду… Горькую правду.
Надо будет приказать принести в мои покои алтари олимпийских богов. Нет, это будет неправильно! Получится, что я заберу их у тех, кто тоже к ним приходит. Значит, я буду приходить туда, где ранее почитали богов. Раз они так сильно влияют на мою жизнь, то пренебрегать ими неразумно. Да и просто выразить свою благодарность надо. Ведь я не знаю, кто именно вернул мне воспоминания. Гефест – покровитель кузнечного ремесла, изобретений, но воспоминаниями людей он вряд ли может управлять. Хотя может надо подумать над словом изобретений?
Я почувствовал, как у меня голова пошла кругом. Только сейчас я понял, что не ел целые сутки или даже более. Пришлось чуть ли не пинками будить лакеев, расслабившихся за последний день, и послать их принести что-нибудь с кухни, хоть остывшего кролика.
Когда эти переростки-остолопы убежали по адресу, указанному подошвой моего сапога на их растолстевших задницах, я подошёл к камину и начал сжигать свои записи. Да, я был уверен, что эти бумаги мне будут не нужны, и оставлять их даже в запечатанном виде не следует.
Пришли “просветители” и принесли остывшего кролика и горячий глинтвейн. Хмм.. Неплохо! Уселся за стол и уже приготовился всё уплетать, как князь Духовской запросил аудиенцию. Конечно же, я его принял, держа в одной руке кроличью ножку, а во второй бокал. Получилось забавно. Но министр внутренних дел не оценил мою шутку.
– Я пришёл к вам, принц, дабы ввести в курс по поводу нашего с вами недавнего разговора… – Геласий Евсеевич указал глазами на лакеев, намекнув на конфинедциальность. – В деле Мойши Горбача всплывают новые подробности, – начал он, когда те удалились. – Он через два или три дня собирается покинуть столицу и скорее всего, направится на запад. Наши агенты сообщают, что он намеревается увозить монеты и драгоценности, но пока не известно их количество.
– Очень хорошо, князь, – улыбнулся я. – Остаётся лишь ждать, когда его повяжут и начнут допрашивать. Надеюсь, не возникнет каких-нибудь юридических препятствий, которыми этот злодей может воспользоваться? Ну там презумпция невиновности, к примеру.
– Мы не ожидаем ничего подобного, – министр был серьёзен. – Это пока всё, что я могу поведать.
– Надеюсь, городские сыскари уже рассматривают предположение, что Горбач заранее вывез большую часть своих денежных средств из столицы, с тем, чтобы после забрать их по пути?
– Да, работа в этом направлении ведётся, Ваше Высочие.
– Тогда не смею вас более задерживать, Геласий Евсеевич.
Что-то в этом разговоре меня насторожило… Нет, скорее напомнило о чём-то. Да, точно!
– Князь! – остановил я министра, который уже подошёл к двери. – Не знаете ли вы что-нибудь о бароне Эльмпте?
– Эльмпт? Да, несколько раз слышал. Давно, правда, и я совсем не уверен, что эта династия до сих пор существует.
– Не подскажете, где находится его владение?
– Где-то к западу от столицы, – неопределённо пожал плечами Духовской. – Не очень далеко, наверняка, иначе бы я и не запомнил… Баронов же в Империи как грязи.
Князь ещё раз поклонился и вышел.
К западу. Хмм… Там же расположены земли князя Петра Шаликова, отца Живчика и Ники. Ну что же, пока делать нечего, так почему бы не навестить красивую девушку, и заодно попробовать найти отца Фёклы.
Опять пришлось, конечно, побеседовать с императрицей, но раз я не отправляюсь на войну, а всего в соседнюю губернию, то Елена Седьмая согласие своё дала. Ладно, остался год, а потом я уже не буду обязан не то, чтобы обговаривать необходимость куда-нибудь уехать, но и вообще задумываться над тем, что мне кто-то это запретит.