Елена Седьмая потянулась за платком и промокнула выступившую слезу.
— Мы снова упрятали вас и наняли учителей, чтобы вы могли развиваться. Вы немного понимали арифметику, историю и географию; совершенно отказывались заниматься чистописанием; могли сносно говорить на арелатском и германском. Вы даже неплохо музицировали.
На моей спине зашевелились волосы, поскольку я стал догадываться, к чему был затеян весь этот разговор.
— Мы почти никогда не были близки, и сложно припомнить, когда вы обращались как-то иначе, чем Ваше Величие, поскольку именно эти слова постоянно произносили окружающие вас люди. Потом вы заболели и умерли, а на следующий день как ни в чём не бывало приходите с фрейлиной Анной чуть ли не в обнимку. Ваша речь и поступки изменились. То, что вы любили раньше, было забыто. Вы ни разу не сыграли ни на каком музыкальном инструменте. Месяц проходил за месяцем, а вы продолжали удивлять своей разумностью всё больше и больше. Так не бывает. Вам просто неоткуда было получить все эти знания.
Я стал лихорадочно вспоминать о любимых музыкальных инструментах, но ничего в голову не успело прийти, поскольку раздался главный вопрос:
— Что вы можете сказать обо всём этом?
Глава 42
Я стоял столбом, не зная, что ответить императрице. Сознаться? «Перед Вашим Величием стоит лишь тело сына, в которого вселилась душа человека из альтернативного мира!» И что дальше? Как пить дать, запрёт меня в четырёх стенах, и охрану приставит, дабы не смущал подданных своими речами. Да уж, мало мне не покажется.
После рассказа императрицы всё стало на свои места, — её сын Юлий был аутистом, которому безпроблемно жилось в своей комнате под приглядом нескольких слуг. Ребёнку с таким заболеванием не требовалось чрезмерное внимание, даже наоборот. Чтобы не афишировать нетипичное состояние наследника престола, его почти и не выводили на люди, а после того печального покушения сразу на обоих малолетних принцев отговариваться заботой о безопасности стало проще.
Остаётся невыясненным вопросом, как императрица-мать собралась обзаводиться внуками, но сейчас это уже и не так важно. Понятно, почему она изначально так странно реагировала на мои чудачества, — вроде бы сын стал намного общительным, но ведёт себя уж совсем непонятно, — и особо не запрещала мне проявлять инициативу, решив, что уж лучше так, чем вообще никак…
Сейчас Елена Седьмая сидит в своём мягком кресле и внешне спокойно ждёт моей реакции. И что мне отвечать? Правду? Какую правду? Я мало что помню из прошлой жизни этого тела. Вот скажу императрице, которую называю прилюдно своей матерью, что я — это не я. То есть, я — не её сын… И что дальше? Нет, плоть, в которой нахожусь, родила она, а вот душа… Душа принадлежит старику из другого мира, волей олимпийского бога перенесённая после смерти в тело преждевременного умершего принца. Допустим, Елена Седьмая это сможет понять, поскольку древнегреческая философия давно знакома с понятием реинкарнация. Но какое после этого будет ко мне отношение? В тюрьму упрячет и выйдет замуж за своего тайного любовника?
Пауза затягивается. Если и дальше молчать, то станет только хуже. Хорошо, что женщина сейчас отвлекается на кофе с шоколадом. Вот сколько раз говорил, что эта сладость плохо влияет на состояние зубов! Где ей потом хорошего стоматолога искать?
— Маман, конечно же, я — ваш сын! Как вы могли подумать иначе?! Я говорил ранее, что определённое участие в моей судьбе по вашим же молитвам взял на себя Зевс-Громовержец. Его волей моя душа не ушла в царство мёртвых, а вернулась в тело и получила новые знания. Верховный же сделал это не просто так. Главное условие, выдвинутое им в присутствии Геры, — восстановление богопочитания… Олимпийских богов, конечно же.
Императрица уставилась на меня недоверчивым взором, продолжая сохранять молчание. Это немного ободрило, и моя дальнейшая речь приобрела большую уверенность.
— Да, я не сразу бросился выполнять это его повеление, поскольку был ещё юн. Но на данный момент кое-что уже сделано. В столице восстановлены заброшенные уличные алтари, да и во дворце повелел поставить несколько. Конечно, некоторые придворные восприняли сие как блажь, но никто не сможет отрицать, что время от времени на них воскуряется фимиам.
— Вы хотите сказать, сын наш, — медленно промолвила Елена Седьмая, — что взяли на себя роль религиозного реформатора?
— Нет, Ваше Величие! — поспешно возразил я. — Не я. На меня, как это бы странно не прозвучало, возложили определённые обязательства, от которых невозможно было отказаться. Впрочем, я не был против, хоть и не ощущал у себя какого-то там религиозного чувства. Скорее, это знак благодарности Верховному за его ответ на вашу молитву, матушка. Он внял вам, а я — ему.
— То есть, нечто вроде обета за предоставленные блага? — задумалась сидящая передо мной женщина. — Это определённо объясняет произошедшее. Да, теперь многое становится понятным. Правда, — взгляд матушки снова посерьёзнел, — это не объясняет всего… Хотя, кто я такая, чтобы полностью понимать замысел олимпийских богов?!
«Отлично!» — подумал я. — «Отмазался», — и внутренне перекрестился. Впрочем, я не покривил душой и на самом деле искренне исполнял обязательства. Просто выполнял как мог, конечно.
— Тогда, сын наш, каковы будут ваши мысли о коронации?
— А что с нею не так?
— Вы не забыли, как обещали сразу после неё прекратить войну с германцами?
— А вы против, маменька?
— Военный министр докладывал недавно, что сражения чаще в нашу пользу складываются, и к осени, скорее всего, можно буде, о мирных переговорах и договорах задумываться.
— Иными словами, Ваше Величие, отзывать войска нынче никак нельзя?
— Да, сын наш. Иначе все военные победы не принесут особливой пользы не только государству, но и нашему союзнику. Да и трофеи уже начали привозить весьма богатые. Так что никто не поймёт, если ваша нелепая угроза будет приведена в действие.
— Значит, коронацию надо будет отложить. Ну не могу же я не исполнить то, что обещал прилюдно!
— Отложить? — глаза императрицы расширились.
— Отложить, — киваю. — Если я не стану императором, то и прекратить войну не смогу, поскольку регентом остаётесь вы, маман.
— Умно!.. Да, зело умно! — согласилась Елена Седьмая. — Но как сие мы объясним нашим подданным?
— Поскольку не так уж и часто в истории Империи коронация происходила сразу после наступления совершеннолетия, то подданные не будут чрезмерно удивлены переносом даты на год или два. Насколько я знаю, официальная подготовка к церемонии начинается только после объявления соответствующего указа, и, следовательно, мы сейчас ничем не связаны. Нет указа — нет необходимости объяснять, почему коронация не будет происходить в этом году. Я же просто уеду на время из столицы. Если меня не будет здесь, то и короновать никак не можно. Вот когда вернусь… через год, например… то и видно будет.
— Через год?! — взгляд императрицы странно вспыхнул. — Но сие странно, сын наш! — возвысила она голос. — Мы, конечно же, не обязаны отчитываться ни перед кем, но традицией пренебрегать не следует. Возникнут нежелательные пересуды, на которые всё равно придётся как-то реагировать. И чем позже, тем сложнее будет это делать.
— Маман, у нас имеется дворцовый «Бюллетень», и в нём можно написать, что наследник престола собирается отправиться в поездку по Империи с ознакомительной целью. Уже на это точно понадобится год. Умные люди сделают из статьи правильные выводы, а дуракам объяснять смысла нет.
— И зачем вам сие надо? Где вы будете прятаться целый год?
— Я и на самом деле отправлюсь в путешествие и никого вводить в заблуждение не собираюсь. Просто желаю государство наше получше разглядеть, — без увёрток начал объяснять я. — Ну и, наверное, в Хазарию съездить, на принцесс тамошних взглянуть.