Пик восторгов произошел, когда детям показали комнату с медными кранами и фаянсовой лоханью на львиных ножках и из этих кранов сама собой текла горячая и холодная вода. А еще было электрическое освещение. И совсем добило бедную Татьяну то, что срать надо прямо в помещение в белую вазу в отдельной комнате.
Павел в восторгах семьи участвовал мало, вяло присел на кушетку и написал в блокнотике для секретаря Крупской, что у него контузия и он плохо себя чувствует. «Изавени башка балит отчень я посежу тут».
Вера Соломоновна тут же из номера сделала звонок Крупской и та организовала доктора. Павла осмотрели, помяли его шрамы и шишки, дали выпить опиумной настойки и уложили спать под атласное одеяло на белые простыни.
А Вера, решив семью (во избежание) в ресторан не водить, заказала простой пищи прямо в номер на всю ораву. Ленивые щи в большом суповнике, котлету с гречневой кашей на отдельных тарелках и большие кружки с компотом привезли на двух тележках. А Дридзо вышла из отеля, села в свою черную машину и уехала в кремлевскую квартиру Надежды Константиновны.
Овдовев, Крупская продолжала жить в казенной квартире в Кремле. В Горках обосновался брат Владимира Ильича, Дмитрий, которого не решились выселить.
Из близких у Крупской в 1930-е годы остались только сестра и брат Ленина — Мария и Дмитрий Ульяновы. Однажды она пожаловалась своей знакомой, сотруднице «Учительской газеты»:
Всё хорошо, дело идёт на лад, социализм будет построен, и люди растут прекрасные, а меня иногда берёт за сердце тоска: я знаю, что никто не позвонит мне на работу и не скажет: «Надюша, приезжай домой, я без тебя не сяду обедать».
Образ Крупской был бы не полон без еще одного факта. Вместе с братом Ленина, наркомом здравоохранения Дмитрием Ильичем Ульяновым, она провела грандиозную кампанию по введению в СССР пустышек, чем спасла жизнь миллионам младенцев. До этого матери использовали мякиш хлеба, в котором могла оказаться спорынья — грибок, вызывающий тяжелое отравление. Другой факт по части заботы о подрастающем поколении: именно по распоряжению Крупской Маяковский написал плакат «Женщина, мой грудь перед кормлением».
Глава 13
Вся новейшая историография, которая отводила Сталину место рядом с Лениным, не могла не казаться ей отвратительной и оскорбительной. Сталин боялся Крупской, как он боялся Горького. Крупская была окружена кольцом ГПУ. Старые друзья исчезали один за другим: кто медлил умирать, того открыто или тайком убивали. Каждый ее шаг проходил под контролем. Ее статьи печатались только после долгих, мучительных и унизительных переговоров между цензурой и автором. Ей навязывали поправки, которые нужны были для возвеличения Сталина или реабилитации ГПУ.
— Ты знаешь, — рассказала Надежда Константиновна мне неожиданно, — Когда мы жили с Владимиром Лениным там, где сейчас вы с мамой живете, там жили и Сталин с Молотовым. Они, как и мы с Володечкой, тоже запросто ходили без сопровождения от Кремля к Тверской. Однажды нищий попросил у них копеечку. Молотов не дал и схлопотал: «Ах вы, буржуи, жалко вам рабочему человеку». А Сталин протянул десять рублей — и услышал другую речь: «Ах, буржуи, мало вас не добили». После чего Иосиф Виссарионович глубокомысленно изрек: «Нашему человеку надо знать, сколько дать: много дашь — плохо, мало дать — тоже плохо».
Крупская засмеялась «схлапывающимся» отрывистым смехом. Но это было потом. А перед этим много чего было.
Начну с того, как проснулся утром в гостинице. Проснулся довольно свежим, несмотря на типичную для этого времени настойку опия. Ну и встал на автомате, совершенно не задумываясь о том, как должен реагировать деревенский мальчишка этого времени на красоты и гаджеты современного отеля с электричеством, баром и горячей водой. И, даже, радиоприемником и телефоном.
Встал, мурлыча «остатки сна» я — стихи Верлена в собственном переводе еще из студенчества в инязе:
И так же на автомате принял душ, накинул халат (их много висело в огромной ванной с допотопными медными кранами и безвкусной леплиной по стенам). Потом включил старинное радио и заказал по телефону, на котором пришлось покрутить ручку сбоку, кофе с пирожными. А потом вмиг опомнился, понял что мог спалиться и обратил внимание на тишину в номере.
Нет, вчера дети с мамашей вели себя скромно, разговаривали полушепотом, новые (для них) вещитрогали осторожно, чуть касаясь. Но это постоянное бормотание, прерываемое реплики моей новой матери: «отвянь, не трожь, ты кудой полез» — бесили еще больше. А матушка, боясь чего-то сняла с кроватей белье и после мытья не разрешила детям вытераться гостиничными махровыми полотенцами, каким-то тряпьем их утерла.
Эта семья меня постоянно бесила. Сознание не принимало их, почти первобытную убогость, манеру говорить, сморкаться на землю, чесать себя где попало, жрать с чавканьем, ходить босиком, давить вшей между ногтями и постоянно чесаться… Они напоминали мне обезьян, одетых в человеческую одежду. Ну и, естественно, никаких родственных чувств я к ним не испытывал. Ничего во мне не осталось от прежнего обитателя тела, как у литературных попаданцев, ни звука, ни влечения, ни памяти сердца. Вокруг были чужие люди, которые вызывали злость из-за своей непохожести и из-за того, что мне при них приходилось изображать немого несмышленыша.
Хорошо еще, что опий быстро подействовал. Я вспомнил из любимого мной белорусского писателя Анатолия Дроздова, что в это время опиумную настойку без рецептов продавали в аптека, подумал — не подсесть бы на наркотик, а тут принесли кофе и большое блюдо с пирожными.
«Ну-да, Националь, — вспомнил я, успевая откусывать лакомство и наливая из мельхиорового кофейника в чашку… тьфу, крышка шлепнулась на стол, хорошо — не в чашку! — Именно в кафе Националь я, бывая по службе в Москве, ездил за миндальными пирожными[19]. Даже в Париже их не делали так вкусно. Мягкая, нежная серединка, хрустящие, золотистые края, яркий, насыщенный миндальный вкус, и — как с небрежным шиком завязанный на шее шарфик! — кисло-сладкая ягодка в центре, с непринужденным изяществом завершающая всю эту кулинарную симфонию!»
Насладиться десертом мне не дало шебуртание в коридоре. Сразу сделал мордочку кирпичом и пересел на диван.
Мать, войдя со всей оравой, увидела сервированный столик на колесиках с кофе и пирожными и сразу заорала полушепотом:
— Ты ничего не брал отсюдова. Выставят счет — опомниться не успеешь, как в кабалу загонять. И одежжу зачем взял, положи обратно.
Тут вошла помошница Крупской и пресекла истерику.
— Все можно брать и все можно есть. Все бесплатно, все за счет наркомпроса[20], Крупская побеспокоилась. Вы — её гости. Ты, Павлик, как себя чувствуешь. Вот тебе купила красивый блокнот и новый карандаш, а то твой совсем в огрызок превратился.
Я взял действительно красивый блокнотик с твердой обложкой и карандаш с фирменным знаком швейцарской торговой марки «CARAN d’ACHE». Откуда знаю? Компания отделывала свои ручки драгоценностями, и за это в 1999 году ручка Modernista Diamonds была включена в Книгу рекордов Гиннесса как «самая дорогая ручка в мире». Ну я а в 1974 году расследовал контрабанду брилииантов: изучал историю и ездил в фирму. Тогда компания перенесла свой производственный центр в Тонекс, муниципалитет кантона Женева. И меня там представитель службы безопасности угощал вкуснейшим вителло тоннато (vitello tonnato). Это классическое итальянское холодное блюдо — кусочки телятины со сливочным соусом из тунца.
19
Состав современных — …арахис и экстракт с запахом миндаля.
А вот рецепт по ГОСТУ СССР:
Миндальные орехи — 120 грамм; Яичный белок — 3 штуки; Сахарный песок — 230 грамм; Пшеничная мука — 30 грамм.
20
Наро́дный комиссариа́т просвеще́ния РСФСР — орган государственной власти РСФСР, контролировавший в 1920—1930-х годах практически все культурно-гуманитарные сферы…