— Звара, начарника? — сказал вошедший. — За моя посрара?
«О, япошка», — понял я. Про букву «л» полная правда. Японцы ее не выговаривают. Папа рассказывал, что в войну у японцев был подлый прием: когда они из засады изображали раненого американца зовущего медика. медик подползал с целью помочь тут его и убивали. Чтоб исключить подобное раненые американские солдаты кричали слово «таллула». Это слово японцы просто не могли выговорить. «таллула» это была Таллула Бенкхед знаменитая в те времена актриса. Папа командовал разведбатальоном и знал английский, эту информацию он получил от американцев, когда делили Берлин.
— Отведи сотрудника в подвал и потренируй в стрельбе с бедра, — распорядился чекист. И патронов не жалейте.
Через четверть часа я отводил душу в примитивном тире ГПУ. Японец пытался подсказать, но в моем сознании лежали испытанные схемы прошлой жизни, так что достаточно было приспособить их к новому телу, учесть меньшую массу и меньшую кисть.
— Хоросо, — сказал японец, — марчика хоросо стрелять. Моя марчика учить драться, хосесь?
Мне стало интересно схлестнуться с этим мужиком. Он явно владел каким-то японским боевым искусством, так как двигался хищно и фиксировал глазами окружение. Я по жизни люблю спарринги, так как занимался разными видами боя, пока не остановился на израильском. Которого, кстати, пока еще и не создано. Но, как говорил Владимир Ильич, указывая Наденьке на следы менструальной крови, — конспигация и еще раз конспигация.
Так что пообещав придти после командировки, я удалился домой с новым оружием и горстью патронов.
Вечером у нас с ЮДМ был очередной рейд на окраине Москвы, так что я решил приготовить обед самостоятельно. И заодно повспоминать историю этого писательского рейда по новому каналу. Поэтому я достал с балкончика свертки с колбасой и ветчиной, картошку, бутыль с подсолнечным маслом, лук и заправил керогаз. В воздухе завоняло керосином.
Нам не страшен керогаз, если есть противогаз, пробормотал я, водружая на древний нагревательный прибор чугунную сковороду и, пока она нагревается, очищая три картошки и мелко нарезая лук и колбасу с ветчиной. Пусть чекисты жрут картошку со старым салом, как любил их вождь Дзержинский, а я предпочитаю ее с копченостями. Хотя ветчина с колбасой совсем не такие качественные, как думалось мне в 2000 году. Видимо привозные, не московского производства.
В мое время славились колбасы Микояновского мясокомбината. Помню, что после революции советское правительство даже командировало специалистов в Чикаго для знакомства с опытом мясопереработки и организации колбасного производства. Нарком Анастас Иванович Микоян лично побывал в Америке, а позже было начато строительство первых корпусов предприятия, которой получило название «Первый московский колбасный завод»[94]. Только не помню, в каком году эту «микояновскую» колбасу начнут выпускать.
Кстати — вот: абсолютно порядочный большевик из бедной крестьянской семьи, который сам себя образовал и очень много сделал для СССР. И никто его не судил, не расстреливал, хотя он имел всякие партийные должности. Легенда СССР, «любимый нарком Сталина», проживший от «Ильича до Ильича без инфаркта и паралича», и один из 26 Бакинских комиссаров Анастас Иванович Микоян привез в СССР рецепт того самого наивкуснейшего мороженного, о котором тоскуют сегодня «потерянные поколения». Он придумал, как победить полиомиелит (первые полиомиелитные вакцины в виде драже были произведены на Микояновских кондитерских фабриках), и опередил США в создании «Макдоналдса». И он же придумал «Советское шампанское»[95].
Картошка практически дожарилась. Я добавил к ней колбасу с ветчиной и накрыл сковороду доской, на которой резал их, и выключил керогаз. Пока блюдо доходило налил себе стаканчик грузинского винагурджаани — грузинского марочного белого сухого вина, которое выделывается из сортов винограда Ркацители и Мцване. Вино подарил Сталин, когда я последний раз развлекал его дочку. Сказал, вручая бурдюк:
— Мэне с Кавказа земляки присылают, харошэй вино. Мальчикам пить пэлезно, чэтоб мужичинами стать.
Я подумал, что при низком качестве доступной мне пищи вино вовсе не повредит молодому организму в формировании. А польза от молодого вина несомненна. Особенно в зимнее время, когда мало солнца и мало витаминов — свежими фруктами и овощами нынешний базар не радовал.
После еды мозг работал сонно, так что я придремнул, покатывая в затуманенном сознании свою первую еще в первой жизни девушку. В 15 лет, в девятом классе я овладел Валей Шипко — самой хулиганистой девочкой в школе. Получилось это неумело и грубо. Хотя она и не была целкой, но тоже опыта особого не имела. И никаких радостных чувств мы от соития не испытали. И даже дружить после этого перестали. А вот… вспомнилось, зажгло в паху огонь. Что сытная еда с подростком творит!
Я растворился в дневном сне с эротическими фантазиями и очнувшись, сменил трусы. Да, что-то надо делать, а то нижнего белья не напасешься на этот организм. И стирать лень, я эти трусы просто выбрасываю. Благо, все ходят в подштанниках, один я никак не могу к ним привыкнуть. В бане на меня косятся. Трусы (я их закупил сразу партию из 25 штук) хорошего сатина или ситца (не разбираюсь), длинные и без прорехи. Зато натуральным материал. Как хорошо, что синтетику еще не изобрели!
С трусов мысли мои переключились на поездку и подумалось, что надо прикупить теплой одежды — холодно там на Белом море, на Онеге. И тот час память подкинула исторический факт: одним из заключённых-каналоармейцев был Дмитрий Сергеевич Лихачёв — в будущем известный культуролог, филолог, искусствовед, академик РАН СССР, лауреат Сталинской премии. В 1928 году молодой студент Петроградского университета был осуждён за контрреволюционную деятельность (участие в незаконном студенческом кружке) и отправлен в Соловецкий лагерь, откуда в 1931 году его перевели в Белбалтлаг на строительство Беломорканала. В 1932 году за ударный труд Дмитрий Сергеевич был досрочно освобождён, после чего смог вернуться в Ленинград.
Глава 36
В общем, все было именно так, как положено, как желалось тем, кто кормил нас ночью в поезде бутербродами, и тем, кто, куда как повыше, и придумал весь этот художественный театр. И только одно обстоятельство выпирало из ритуала: на каждой из пристаней зеки, скандируя, требовали, чтобы на палубе появился Зощенко. Именно он, только он и никто другой из писателей, хотя тут, на судне, было навалом тех, кто руководил журналами и умами, кто был прославлен своим умением угадывать вкусы правительства в романах и директивных статьях. Но их имена были малоизвестны зекам, и те ревели со всех пристаней:
— Зощенко, выползай!
Но Зощенко не появлялся: он, правда, был юмористом, однако по нраву не слишком приветливым и лежал в каюте одетый в черный костюм, при галстуке, с четким пробором в волосах, как если бы собирался на встречу с любимой дамой.
Менжинский, как обычно в последнее время, занимался делами, полеживая на диване в домашнем кабинете. Докладывал новый начальник отдела Крылов, преуспевший в карьере после дела, связанного с убийством пионера Павлика Морозова с братом.
— Завтра должны вернуться, — говорил Николай, попивая крепкий чай, который всегда был натуральный и вкусный в доме начальника, — но информация у меня по каждому дню имеется, все под контролем. Начинающий писатель докладывает, наш человек из рабочей семьи. Родился в семье шахтёра на Донбассе, был беспризорником, затем и сам работал в шахтах Донбасса. Стал членом литературной группы «Буксир», дебютировал в горьковском альманахе. Только что в «Советской литературе» издал автобиографический роман «Я люблю».
94
В это время технологами комбината были разработаны десятки марок колбас, в частности, «Докторская», «Любительская», «Чайная» и «Брауншвейгская».
95
«Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы», «А я ем повидло и джем», «Нужен вам гостинец в дом? Покупай донской залом». Это всё идея Микояна, курировавшего также и внутреннюю торговлю. Он приглашал знаменитых поэтов придумывать броскую рекламу, наподобие Маяковского: «Нигде кроме, как в Моссельпроме».