Выбрать главу

Александр спросил:

— Что именно?

Вояка неохотно объяснил:

— Идти против своего народа, люди голодают, вот-вот вспыхнет серьезный бунт.

Глаза Кашалотова заблестели:

— Вот она, типичная предреволюционная ситуация. Браво господа, вы роете себе яму!

Петр перебил его:

— Если конфликт так долго длится, надо делать ставку на применение более совершенного оружия. Вот, например, проиграв сражение под Нарвой, я потерял без всякого сожаления все орудия, но пошло на пользу, мы отлили новые еще более совершенные, нанеся врагу решающее поражение.

Офицер со вздохом ответил:

— Нам уже не одно десятилетие говорят о том, что вот-вот появится чудо-изобретение, которое повернет ход войны в нашу пользу, но толку никакого. Если что и возникает, например, реактивные установки или танки активной броней, то у врага почти синхронно появляется противовес.

Кашалотов кивнул:

— Ученые везде одинаковы.

Один из солдат заметил, после того как Александр налил ему водки:

— Как сказать, вот недавно слух, прошел с другой планеты эльфы прилетели, они, правда, хитрые делиться секретами не хотят, но хоть какую-то лепту внесут.

— Лучше бы они вас к миру принудили! — Кашалотов хлопнул ладонью по коленке. — А так такой высокоразвитой расе не к лицу лишь смотреть и моргать. — Александр пропел:

Хватит размазывать сопли, На зеркало тупо пялиться! Крепи у мира на горле, Пролетариата пальцы!

Рация затрещала, командир взял ее в руки и несколько раз ответил, потом повернулся и пробасил:

— Нас вызывают в штаб, готовят к переброске, к сожалению, придется расстаться.

Петр протянул трубку:

— А ну-ка одну затяжку.

Лейтенант потянул, закашлял в горле, запершило.

— Ну, у тебя и крепкий табак!

— Натуральный, турецкий из лучших сортов! — Гордо произнес Петр. — Если я вам помогу, то будете и не такое курить.

Офицер логично заметил:

— Курят, когда нечего есть.

Солдаты попрыгали в танк, на короткое мгновение между тучами возник просвет и его броня засверкала в изумрудных лучах светила. Машина была на четырех широких гусеницах, что придавало ей хорошие ходовые качества, а расположенные плиточки гарантировали ему крепкую защиту.

Александр и Петр шагали по кварталу, было еще светло, и трущобы демонстрировали весь своей блеск. Тротуары были грязные, дорога тоже, машины по ней ездили редко, валялось много мусора. В нем копошились ужасно оборванные дети, не смотря на холод, они почти все были босиком, а сквозь рваные лохмотья просвечивались худые тела. Шлепая по лужам, ребята, тем не менее смеялись, кидались друг в другу пустыми пластмассовыми бутылками. Заметив Александра и Петра, они подбегали к богатым «сеньорам». Царь хотел было бросить золотую монетку, но командир мирового спецназа его остановил:

— Бесполезно! Вот ты дашь ему монету, а потом ее отберет городская мафия. Кроме того, другие нищие от нас не отстанут.

Петр Первый ухнул:

— И что ты предлагаешь?

Александр воскликнул:

— Устроить революцию, и помочь голодным ребятам.

Петр Романов кивнул:

— Браво! Это дельное предложение. Только вот помню, был такой Степан Разин, так ему руки и ноги отрубили.

Майор спецназа рявкнул:

— Ради революции и счастья народа я готов пожертвовать жизнью.

Петр Алексеевич отметил:

— Только без пафоса, я просмотрел пару фильмов, пока был в мире пирамид, это только в лживых картинках вы все такие преданные, а на самом деле сунь под нос раскаленный прут и клещи вы живо взвоете.

Александр воскликнул:

— А вот и не правда! Тот же Стенька Разин на дыбе не раскололся.

Петр Романов рыкнул:

— Ты уверен?

Майор спецназа весьма уверенно произнес:

— Конечно, вы же у него так и не смогли вырвать, где прячет сокровища.

Петр нахмурился:

— Бывает, что и палачи ошибаются.

Погода стала еще холоднее, мостовая покрылась инеем, а дождик стал смешенным с белой пылью.

— Мокрый снег, что может быть отвратительней. — Произнес Кашалотов. — Вот на Руси даже в Сибири климат здоровее. Я зябну в этой сырости. — Александр Владимирович потянулся к бутылке, однако натуральная водка не особенно идет, если ее лить в себя из горла.

В этот момент к ним подошла девочка на вид лет девяти-десяти. Она была худая, белокурая, в рваном стареньком платьице и тоже босая. Видно даже, как посинели от холода ее пальчики, ступая по колючему, покрытому корочкой льда асфальту. Кашалотов подумал, как мучительно в такую погоду ходить босиком, и как обжигаются ее нежные исцарапанные пятки.