Вероятно, этот паренек хотел спрятаться в этом баре, спасаясь от преследователей, или его загнала сюда трусость. Я этого никогда не узнаю. Сейчас, видя перед собой несомненного врага, он нашел в себе достаточно решимости, чтобы атаковать не задумываясь. Несколько уверенных шагов и быстрый удар копьем, которое в данный момент сжимают неожиданно твердые руки.
Я тоже действую, не успев даже подумать. Меч, выскочивший из ножен быстрее мысли, оставил кровавую борозду на груди парня, ударив снизу вверх. Не дав копью упасть, я подхватываю его из ослабевших рук, а мой противник, последний раз покачнувшись, валится на грязный пол, так и не успев испугаться.
В голове пусто. Я привык убивать, это мое ремесло. Но случившееся только что было глупо и бессмысленно. Как я и думал, ни славы, ни даже денег. Так убивать не по мне.
Моим размышлениям снова было не суждено прийти к какому-либо заключению. Меня опять прервали.
Трое мужчин. Все в доспехах и с оружием в руках. Они послали паренька вперед разведать место? Или пустились в погоню за дезертиром? Но не в пылу же сражения этим заниматься!
Какова бы ни была их цель, это уже не важно. И даже не имеет значения, каким образом они связаны с этим мальчишкой. Важно лишь то, что я стою над телом их соратника, сжимая в одной руке окровавленный меч, а в другой – трофейное копье. И на моей руке по-прежнему нет опознавательного знака, в отличие от вошедших. И в отличие от убитого мною парня.
Эти воины тоже не тратят времени на разговоры и с криками набрасываются на меня, чтобы отомстить не только за смерть товарища, но и за гибель своих семей, народа и самого мира.
Из всего этого на моих руках лишь кровь парнишки, но на этот раз, помимо рефлексов, меня подталкивает желание жить. Сейчас я смертен, а эти люди опасны.
Троица еще только срывается в мою сторону, как одного из них сносит копье, ударившее ниже шеи. Оставшаяся пара не замечает этого, они уже в паре метров от меня, в ход пошли мечи.
Отбив первые удары, я обхожу нападающих таким образом, чтобы они мешали друг другу и не могли атаковать одновременно. И уж ни в коем случае не смогли зажать меня с двух сторон.
Вместе с тем мою левую руку, свободную от меча, охватывают языки пламени, собирающиеся в ладони. Еще немного тяну время, пока пламя не стало достаточно интенсивным, и разрываю дистанцию, насколько это позволяет сделать замкнутое помещение бара.
Это вынуждает врагов самих идти в мои руки. И они шагают, готовые ударить отступающего врага. Их встречает огненная лента, которую я запустил им в лица широким взмахом левой руки.
Слабое пламя, способное разве что оставить ожоги, да еще и брошенное по такой площади, тем не менее блестяще справилось со своей нехитрой задачей. Воины, пренебрегшие шлемами, сейчас кричали и хлопали себя по лицу и голове ладонями, пытаясь потушить тлеющие волосы и прикрыть глаза и кожу, раздираемые болью.
Два быстрых удара, и боль больше никогда не будет их заботить.
Вот так просто, бар, в который я забрел, надеясь переждать бойню на окраине города, превратился в маленький морг.
И все это для того, чтобы я смог задать себе вопрос, ответ на который я и так знаю. Моя жизнь или чужая? Каким бы бессмысленным мне ни казалось очередное убийство, я совершу его не задумываясь, если от этого будет зависеть моя жизнь.
Рефлекс, выработанный чередой сложных жизненных путей, или осознанный выбор? А вот это уже не важно. Мы те, кто мы есть, и с этим стоит смириться.
Глава 16
Разбор полетов и новые планы
У меня нет никакого желания торчать рядом с четырьмя трупами дольше необходимого. И дело не в тонкой душевной организации – только что можно было убедиться, что подобное мне не свойственно. Оставаться здесь физически неприятно – и в живом состоянии человека трудно назвать хозяином своего мочевого пузыря и кишечника, не говоря уже о трупах. На фоне поднимающегося зловония пряный запах разлитой крови ощущался почти изысканно.
Но и на тренировках у Клауса, где смерть была хоть и достоверно болезненной, но все-таки понарошку, нередко случались такие зловонные конфузы. Что уж говорить о моей памяти, которая услужливо, хотя и без спроса, подсовывает мне не только грязные подворотни и покойников со вскрытыми глотками, но и поля с равнинами, на которых только что отгремело сражение со всеми сопутствующими прелестями.