Открыл холодильник – пуст. На нижней полке графинчик с белой жидкостью. Понюхал – она, родимая. К борщу. Нашлась и горчица.
Накрыл прямо на кухне. Съем не меньше двух тарелок и мозг буду выбивать о ложку, громко, по-хозяйски, рыгая и фуфукая от сытости.
Глава 13. Москва, наводнение
Во сне было много секса, хотя в СССР его не имеется. А как же, после наваристого борща и мозговой косточки толщиной с мою руку. Две столовых ложки мозга выбил. И схарчил его с горчичкой.
Выспался на славу. Кровать оказалась, как я люблю, с панцирной сеткой т нетолстым матрасом, подушка пуховая, думка – тоже, одеяло стеганной атласное, лампа над кроватью яркая, прикроватная тумбочка удобная. Перед сном читал Толстого, в академическом издании.
«…Купец привел под руку дочь, провел ее в келью и тотчас же ушел. Дочь была белокурая, чрезвычайно белая, бледная, полная, чрезвычайно короткая девушка, с испуганным детским лицом и очень развитыми женскими формами. Отец Сергий остался на лавочке у входа. Когда проходила девушка и остановилась подле него и он благословил ее, он сам ужаснулся на себя, как он осмотрел ее тело. Она прошла, а он чувствовал себя ужаленным. По лицу ее он увидал, что она чувственна и слабоумна. Он встал и вошел в келью. Она сидела на табурете, дожидаясь его. Когда он взошел, она встала. – Я к папаше хочу, – сказала она.
– Не бойся, – сказал он.
– Что у тебя болит?
– Все у меня болит, – сказала она, и вдруг лицо ее осветилось улыбкой.
– Ты будешь здорова, – сказал он. – Молись.
– Что молиться, я молилась, ничего не помогает. – И она все улыбалась. – Вот вы помолитесь да руки на меня наложите. Я во сне вас видела.
– Как видела?
– Видела, что вы вот так ручку наложили мне на грудь. – Она взяла его руку и прижала ее к своей груди. – Вот сюда.
Он отдал ей свою правую руку.
– Как тебя звать? – спросил он, дрожа всем телом и чувствуя, что он побежден. Что похоть ушла уже из-под руководства.
– Марья. А что? Она взяла руку и поцеловала ее, а потом одной рукой обвила его за пояс и прижимала к себе.
– Что ты? – сказал он. – Марья. Ты дьявол.
– Ну, авось ничего. И она, обнимая его, села с ним на кровать.
На рассвете он вышел на крыльцо. «Неужели все это было? Отец придет. Она расскажет. Она дьявол. Да что же я сделаю? Вот он, тот топор, которым я рубил палец». Он схватил топор и пошел в келью. Келейник встретил его.
– Дров прикажете нарубить? Пожалуйте топор.
Он отдал топор. Вошел в келью. Она лежала и спала. С ужасом взглянул он на нее. Прошел в келью, снял мужицкое платье, оделся, взял ножницы, обстриг волосы и вышел по тропинке под гору к реке, у которой он не был четыре года. Вдоль реки шла дорога; он пошел по ней и прошел до обеда. В обед он вошел в рожь и лег в ней. К вечеру он пришел к деревне на реке. Он не пошел в деревню, а к реке, к обрыву»[5].
Колоссальный Лев Толстой писатель!
Я встал, накинул одеяло на разоренную постель, прошел в туалет с бачком под потолком и фаянсовой белой ручкой на цепи, дернул за эту ручку, послушал, как с ревом устремилась вода на смыв, перешел в другую комнату, где была ванная на львиных ножках и медные краны, не стал принимать душ, а просто умылся над здоровенной раковиной. В древности понимали толк в умывании, помещение было большое, просторное, в желтом кафеле и в зеркалах.
Перешел в кухню. Прислуга приходила три раза в неделю с утра, поэтому сегодня её не будет, надо пойти и накупить продуктов, набить холодильник. Пошарил по шкафчикам, нашел банку индийского растворимого кофе, заварил. Попил его без печенья, как привык в той – прерванной в 2020 году жизни. Одел светлый костюм, пошитый для папа из материала «метро». Спустился в подъезд и ступил в воду, по колено[6].
…Зря я, наверное приехал в Москву, не хочет она меня принимать. Сперва этот шарик, уничтоживший пару важных зданий и с ними мою надежду получить корочки внештатного репортера «Известий» – пропуск в московский рай. Теперь это наводнение, которое наверняка было в прошлом, не привело к столь ужасным разрушениям. И в этом времени оно обошлось бы потехой для мальчишек и неприятностями для машиновладельцев в районе Неглинной. Но тут появился я, человек из будущего, поплывший против временного потока. А время – субстанция плотная и на любое давление реагирует повышением сопротивления, стремится инородное тело (сознание) вытолкнуть.
6
25 июня 1965 года после сильного ливня был затоплен перекрёсток Неглинной улицы и Рахмановского переулка, площадь затопления составила 25 га.