– Я помедлил и сказал:
– Да уж… Неформальная, ненормальная, априсмотришься, так банальная.
– О, встретить поэта у памятника поэту – большая удача. А вы, я вижу, в издательство направляетесь. По какому вопросу? Я заведующий отделом писем, если что – ко мне.
Удача, не упустить бы.
– Я именно к вам и собирался, с отдела писем газета начинается.
– Вот-вот, только многие эту истину не понимают, обрадовался собеседник. Газетчик?
– Да, в молодежной работал и тоже на отделе писем. Не ценят нас в редакции…
Дальше говорил уже не я. А мы шли через вахтера, потом ехали в допотопном лифет, потом зашли в кабинет.
Чем Россия отличалась от Запада так это роскошными кабинетами руководителей любого звена. От профорга, до министра, от председателя до директора. Неизменный стиль начинался с обшитых дубом панелей, переходил на статуи и портреты идеологических основателей. Настольная лампа, стол с зеленым сукном, телефон под правую руку, у большого начальника – вертушка, поперечный стол, графин и лампа со стеклянным зеоеным абажуром, как у Ильича когда-то. А у нашего завотделом еще и дверка в углу имелась, в комнату отдыха надо думать. Туда он меня и повлек.
Благословенное время: коньяк «Арарат», лимон, коробка конфет с бегущим оленем – знаменитый шоколадный набор.
– Мы, старина, ничего что на ты, коллеги все же, мы, старичек, сейчас с тобой разговеемся немного. За встречу, так сказать единомышленника. Я – Николай Паниев. Был собкором в Румынии, Болгварии. Теперь сижу на письмах, у нас в отделе 78 сотрудников, еще при Аджубее усилили этот отдел.
Ежедневно в газету приходит до полутора тысяч писем. В шестом отделении связи, к которому территориально относится редакция, выделили усиленную группу для их отбора.
Зашла полная, строго одетая женщина.
– Николай, я хочу сегодня пораньше уйти, дела дома?
– Галя, нет проблем. Кстати, представлю – Галина Кузьмина работает у нас в «Известиях» с 1962, можно сказать – она мой зам, правая рука. Галина, это наш гость из Сибири, тоже журналист, зовут Володя. Я его на улице поймал, когда он Пушкина декламировал. Тоже с отдела писем. Расскажи ему о нашей работе.
– Что тут рассказывать, вот у вас сколько писем в день приходило? У нас норма на человека – прочитать 50–70 писем в день. Конечно, много пустых, никчемных, а то и глупых. Особенно допекают анонимки – не все поняли, что сталинская эпоха кончилась. Но и их надо зарегистрировать, по каждому письму нужно дать ход… Наша главная творческая задача рассмотреть в этой кипе писем жемчужное зерно, увидеть тему для будущего выступления в газете. Не секрет, что из писем, «добытых» с нашей помощью, рождались многие резонансные материалы ведущих журналистов «Известий» – Анатолия Аграновского, Нины Александровой, Эллы Максимовой.
Кузьмина забыла о желании уйти пораньше. Глаза горели, она стала выше и стройней.
– Имена сотрудников отдела писем редко появляются на газетных полосах. У девочек портилось зрение от порой совершенно неразборчивых писем. Но без их преданности «Известиям» газета не пробила бы такую широкую дорогу к сердцам своих читателей.
– Галина, – привстал я из кресла, – простите, не знаю отчества… вы очень вдохновенно рассказываете. У нас, конечно, и писем меньше, и в отделе всего три человека. Но работы не меньше.
– Ты, Володя, в нашей среде недавно, сразу видно. У нас отчество только на партсобрании упоминают.
– Да нет, я не поэтому, ну все же столица, центральная газета…
– Это не существенно. Ты журналист и я журналист, братство у нас творческое.
– Спасибо, Галина. Учту.
– И спасибо у нас не принято говорить, бог он не спасет. Спасти может только профорг.
– Галя, так ты заботу об этом молодом человеке возьмешь? – подсуетился Паниев. – А мне пора бежать. Если что – буду завтра к десяти.
– Ну пойдем, молодое поколение из Сибири, – сказала Галина. – Что у тебя за проблемы?
Глава 7. Москва, Пушкинская площадь, время не отмечено
В прошлой жизни я был человеком деликатным, вплоть до застенчивости. Нет, по-пьяне куролесил, обильно удобряя биографию уголовщиной, но в обычном состоянии никогда не активничал с незнакомыми. Но сейчас мой план требовал именно наглости.
– Простите, товарищ Паниев, – сказал я, – не выполнишь ли оригинальную просьбу – вот что ты видешь из окна?
– Ну, – растерялся шеф отдела писем, – памятник Пушкину вижу, аптеку и площадь, соответственно.