Появилась она в полдень.
Сначала послышался стон пробуждения. Всеми словами мира не передать, как я обрадовался, осознавая, что пророчество не пустышка. Буквально почувствовал, как все внутри благоухает, а к лицу пристает дурацкая улыбка. На месте устоять было трудно. Я услышал, как кто — то громко отметил, что женщина появилась, и одернул его.
Не хватало еще показаться невеждами перед самой Азриэллой!
Потом женщина подала голос, а я растерялся. Настолько этот звук был прекрасен? Сложно с чем — то сравнить. В моей памяти осталось только одно воспоминание о щебете птиц, еще родом из детства. Ее голос был настолько же мелодичным и проникающим в душу.
Я осознал, что пропустил суть ее слов, только когда повисла тишина. И понял, что отдуваться придется мне — все мнутся, не осмеливаются с ней заговорить. А Резар просто невозмутим по жизни, головы откручивает молча.
— Что это за место? И почему я голая? — посыпались вопросы, заставляя мои уши снова миловаться.
— Это храм Богини Азриэллы, покровительницы всего сущего на земле, — наконец — то решился ответить, собственный голос показался сбивчивым и неприятным, на контрасте с тем, что впитывали в себя мои уши до этого.
Богиня спустилась к нам в беспамятстве, но, думаю, так оно и должно было случиться. Это ведь ее новая жизнь.
Скупо выдохнув, чтобы не показаться слегка безумным, продолжил:
— В приданиях сказано, что в этот день, четыреста лет спустя после Великого проклятия, на землю спустится воплощение Богини и дарует нам шанс на спасение наших душ, — дрожь в голосе все равно проступала, как я ни пытался ее скрыть.
— Не хотите ли вы сказать, что речь обо мне, раз я здесь в этот день с вами? — немного озадаченно прозвенел колокольчик, заставляя снова и снова трепетать мужское начало.
— Верно, вы и есть Азриэлла, — хрипло вымолвил, тут же опускаясь на колени, а остальные последовали за мной, — и мы имели честь быть выбранными для вашего первого отбора, хотя этого хотел каждый мужчина в империи, — я старался говорить со всем почтением, на которое был способен.
— Если так, то почему именно вы? — в нежном голоске явно читалось недоумение, — и встаньте с пола!
Мы осторожно поднялись, а я по тому, откуда исходит звук голоса, смог определить, что стоит девушка совсем рядом со мной.
— Среди нас есть представители императорской семьи, знатных домов, два высших мага и военачальник, — еле — еле просипел я, — те, кто имели больше всего прав и заслуг на то, чтобы быть здесь в день вашего явления.
— То есть, я должна выбрать себе мужа? Вот так вот запросто? — я услышал, как от этих слов Лютимар, что стоял неподалеку, весело хмыкнул.
— Нет, что вы, — слишком поспешно ответил, — только первых нескольких представителей вашего гарема, мужьями становятся самые любимые.
— Скольких я могу выбрать? — и снова смешной вопрос.
— Всех, кто понравился, но в последующих отборах вы должны выбирать еще хоть по одному. Нужно поддерживать надежду в народе, — я решил сразу рассказать о действительности, ведь бывало и такое, что женщины на своих отборах вообще никого не выбирали, а ей придется на каждом отмечать хотя бы одного. Восстания нам тут не нужно.
Конечно, я был бы самым счастливым мужчиной, если бы Азриэлла выбрала меня. Но даже если не учитывать потоки магии моего тела, что искажены из — за шрамов, с эстетической стороны далеко не красавец.
— Из всех перечисленных званий, — звучал нежный голос, а я буквально чувствовал на своем теле ее взгляд, — кем являешься ты?
— Я император, — сказал скромно, но радовался преимуществу. Да, власти в моих руках горстка, но как звучит титул!
— Ого, — не сдержала удивления малышка, а я определил, что она явно ниже любого из нас, даже любой женщины в империи, — ты император и у тебя своего гарема нет? — осыпала вопросами, заставляя Лютимара ежиться от сдерживаемого хохота.
Я быстро стал оправдываться, чувствуя себя неловко. В ее присутствии невозможно чувствовать себя уверенным. Я — император, в час правления которого империя и загнулась, хоть фактически не из — за меня, а она Богиня. И этим все сказано.
Дальше объяснил ей, почему нас прокляли, но в подробности не углублялся. Пока что они ей ни к чему.
На мгновение мне показалось, что ее совершенно не волнуют шрамы. Но потом одернул себя. Это невозможно.
Она вела себя довольно странно, стала расспрашивать меня обо мне же. Последний четыреста лет моими успехами не интересовался никто, кроме брата. И я прикладывал усилия, чтобы рассказывать все без утайки перед ней и остальными.